Был обеденный час. Моряки, мастеровые, портнихи и прачки, торговцы, слуги – весь рабочий и праздный народ, обычно роящийся вокруг богатых путешественников, желал перекусить и выпить, стало быть, Варан должен был вертеться, как винт.
Как он вертелся вот уже целый месяц.
Все знают: кто не работает в сезон, тот в межсезонье мокнет и голодает. Но, когда мир вокруг меняется так разительно, человек, особенно молодой, не может оставаться прежним. Самый жадный скупердяй становится хоть немного, но расточительным, и самый жилистый труженик хоть немного, но лежебокой. Варана тошнило от тарелок и подносов, ему хотелось гулять по скалам, прыгать в синее море с белых камней, играть с рыбами, считать по ночам звезды…
Отец и мать открыли харчевню в одной из улочек около порта. Сложили печь, натянули навес, расставили столы и стулья, взятые в долг из чьего-то «верхнего» дома (горни, особенно небогатые, тоже хотели заработать в сезон: сдавали внаем дома и жилые пещеры, переселялись в так называемые летние резиденции, а на самом деле в шатры и палатки). Место оказалось удачным: столы в харчевне не пустовали почти никогда. С каждым днем цены потихоньку росли, и это никого не пугало: на Круглый Клык прибывали все новые и новые кошельки, готовые пролиться золотым дождем. Отец стоял у плиты, мать и Варан обслуживали, малявки торговали поделками из ракушек тут же, на крохотном базарчике. Кто поработал в сезон – в межсезонье сравнится с князем.
– Сколько, ты сказал, тебе лет?
– Семнадцать.
– Плаваешь?
– Как рыба.
– Зверей боишься?
– Нет… Каких зверей?
– Серпантер. Видел когда-нибудь?
– А, змейсов… Видел. В прошлом сезоне один парень давал покататься.
Мать у стойки делала страшные глаза и подавала тайные знаки. Посетитель вытащил из нагрудного кармана тонкий замшевый платок. Промокнул уголки рта:
– Варан, стало быть, сын Загора Одноглазого… кстати, почему он одноглазый, у него вроде оба глаза на месте?
– Прозвище.
– А-а… Жди, Варан, хорошей работы. Ответственной. Мне кто угодно не подходит, я о тебе поспрашиваю среди здешних поддонков, разузнаю… Ладно, беги. Потом договорим.
Пока Варан, осыпаемый бранью, накормил заждавшихся, притащил пива новоприбывшим и убрал с опустевших столов, таинственного посетителя и след простыл. Отец подловил Варана за кухонной перегородкой и молча отвесил затрещину, да такую, что искры из глаз посыпались.
В межсезонье наверху нет ничего, кроме раскаленных камней. Все хоронится в щели – и звери, и птицы, и люди. А хитрые растения, ктотусы и шиполисты, сидят в узеньких щелочках, где не спрячется и капля воды. Голый берег; а стоит начаться сезону – выстреливают, как из арбалета, мясистые зеленые побеги, раскрываются,