Во Франции
(1940–1948)
1940 год
Итак, я начинаю с апреля – мая 1940 года, то есть с конца drôle de guerre.[481] Нужно ли припоминать все те глупости и измышления, которыми были полны газеты. Начну с немецкого пророчества, перепечатанного в начале апреля и встреченного общими насмешками: «В середине июня немецкие войска будут в Париже».
Пасха в 1940 году была ранняя, 24 марта, и около Пасхи дочь Тони[482] – Таня – появилась на свет. Нечего удивляться, что они в твоем Agenda[483] фигурируют на каждой странице. Ты не была бы самой собой, если бы в эти дни не позаботилась о нашем лучшем друге.
Так закончились каникулы, и ты опять была поглощена практическими занятиями в Сорбонне, а я выполнял работу по заданиям Fréchet для национальной обороны. В газетах печатались сравнения: шел восьмой месяц войны, и сравнивалось положение на восьмой месяц той войны с этим апрелем. Оптимизм, оптимизм и оптимизм!!!
9 апреля приехал с фронта Игорь Марш-Маршад со свежим Croix de guerre,[484] но с пессимистическими речами; из своей практики в передовых отрядах особого назначения он вынес впечатление, что немцы гораздо сильнее, чем думает публика, и еще не проявили своих возможностей.
Между тем разразилась норвежская «бомба»,[485] которая показала полную непригодность и военную неподготовленность союзников. Сейчас смешно вспоминать все те объяснения и оправдания, которые давались ответственными лицами и прессой. Именно в эти недели мы виделись со многими белоэмигрантами (дядя и тетушка Игоря Марш-Маршада, Потемкин, Катков и т. д.) и были поражены их германофильскими настроениями.
В конце апреля приехал в кратковременный отпуск Пренан. Он работал в большом штабе (армии), был настроен критически, но положения не понимал так же, как и простые смертные. Перспективы ему представлялись в виде затяжной войны того же типа, как и в предыдущие месяцы, и для него персонально предвиделась серия кратковременных отпусков.
О возможности немецкого наступления через Голландию и Бельгию явно никто не знал и не думал – ни справа, ни слева. Происшествие в Норвегии рассматривалось просто как разбойничий набег без больших последствий.
Наступил май, и положение стало резко меняться еще до вторжения немцев в Голландию и Бельгию. Почувствовалась в воздухе какая-то неуверенность, какое-то ожидание чего-то. Когда выяснилось, что это – нападение на Бельгию и Голландию, все даже обрадовались, и приказ генерала Гамелена[486] нашел полное одобрение публики.
Еще бы! Со времени той войны уж эта-то возможность должна быть разработана и предусмотрена в Генеральном штабе во всех деталях, а всем известно, что École Militaire[487] – первая генштабистская школа в мире. Правда, «линия Мажино»[488] не доведена до