Генералам Франции казалось, что достаточно отсидеться под землей на «линии Мажино» – и победа придет сама по себе. Немцы так и оставили их сидеть в фортах, а германские танки обошли их стороною, нанося удар во фланг, и через пять дней в Лондоне на квартире Черчилля раздался истерический звонок от Рейно, премьер-министра Франции.
Диалог между ними строился таким образом:
РЕЙНО. Мы разбиты вдребезги, война проиграна.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Но это невозможно… так быстро?
РЕЙНО. Немцы прорвали фронт, их танки идут лавиною, за ними движется с автоматами колоссальное количество пехоты… она у Гитлера вся мотомеханизирована!
ЧЕРЧИЛЛЬ. Послушайте, Рейно, надо как-то держаться.
РЕЙНО. Как держаться? Как, если их пехота слишком подвижна, ее силы не убывают. И пикирующих бомбардировщиков действие сокрушающее. Франция проиграла войну…
Английская экспедиционная армия спасалась в сторону моря. Рейхенау в горнолыжном костюме, как бравый чемпион, сидел поверх брони танка и солдатским тесаком резал на восемь кусков громадный торт-безе с цукатами. Хохотал:
– Сколько мы потешались над «ефрейтором», Паулюс, а ведь он всегда прав. Надо держаться этого чудака, который воротит морду от жирного шницеля с пивом. В конце концов, он недорого и обходится нации. Пожует травки, как зайчик, и – сыт! Зато мы уже отхватили пол-Европы и попрем дальше…
Гальдер вызвал к себе молодого цветущего полковника Адольфа Хойзингера, служившего по оперативным делам. Не акцентируя его внимания, он спросил:
– А что там с генералом Пуркаевым?
– Уже сидит на нашем крючке. Вряд ли сорвется, ибо страх перед Сталиным заставит его служить нам…
Генерал Пуркаев занимал в Берлине пост военного атташе – такой же пост, какой со стороны немецкого командования занимал в Москве генерал Эрнст Кёстринг.
8. Карьеры
Максим Алексеевич Пуркаев был еще сравнительно молод, революция застала его в чине прапорщика, крестьянский сын, он теперь выглядел природным интеллигентом, а пенсне как бы подчеркивало строгость его внешнего облика…
Немцы встретили военного атташе очень приветливо. Они приготовили для него в Берлине богато обставленную квартиру, в которой его уже поджидала прислуга – немка по имени Марта, женщина почти вызывающей красоты. Пуркаев просыпался, а Марта уже была на пороге спальни – с подносом, поверх которого дымилась чашка крепкого кофе, благоухали ароматные булочки.
Гитлер в аудиенции с атташе был крайне любезен.
Пуркаев не раз выезжал на маневры вермахта, от него, казалось, ничего не скрывают и – верно! – он побывал даже в Цоссене, где секретно размещался «мозг» всей армии Гитлера. Гальдер тоже принимал Пуркаева у себя, держался очень просто, почти дружелюбно. Но, далекий от дипломатии, Максим Алексеевич не распознал один тонкий намек Гальдера.
– Почему вы, – сказал Гальдер, – и при вашем уме, потенциальный начальник штаба фронта, занимаете всего лишь скромный пост военного атташе? Может, у вас недоброжелатели