Клянусь, я совершенно не собиралась этого делать! Сидела себе расслабленно на корме и вглядывалась в горизонт. Море синее, небо голубое, яхта белая. И вдруг в эту идиллию красок вклинился новый цвет. Плавки раздевшегося мужчины, простые и чёрные, непонятно чем притягивали к себе взгляд. Как чёрный квадрат Малевича. Только ничего квадратного перед моим взором не было. Мое внимание приковала соблазнительная округлость ягодиц и выразительное очертание того, что находилось у мужчины под плавками и называлось мужским достоинством. Извините, конечно, но в банальном женском любопытстве на уровне инстинкта я себя уличить не могла – моей возвышенной натуре это не свойственно. Никакое не женское начало во мне заговорило, а эстетическое. Нет, вру, не заговорило, а закричало: «Как красиво!» Невысокая, ладная фигура ещё не загорелого её обладателя встала в рост поперёк неба и всего моего существа. Хотя на самом деле легла ничком на белое махровое полотенце, позагорать на борту яхты.
Что за наглость откуда-то выскочила – у меня не получалось оторвать от мужчины глаз, хоть тресни!
Тот, укладываясь удобнее, бросил на меня короткий взгляд исподлобья, словно осуждая моё поведение. Серые глаза его показались мне злыми.
Он опустил голову на скрещённые руки и отключился от окружающего мира.
Почти плюясь от досады в свою сторону, я по-честному силилась отвести взгляд. Забыла даже, зачем я здесь – среди малознакомых и вовсе незнакомых людей.
На прогулку до Антиба меня пригласил владелец яхты, российский художник Олег Бурмаков, три десятилетия назад уехавший из Советского Союза и ставший мировой известностью. Мы столкнулись накануне в Ницце, на выставке французского художника – друга и коллеги Бурмакова. Шапочно знакомые, мы обрадовались встрече, как радуются независимые друг от друга люди, оказавшись вдали от дома в похожих обстоятельствах.
– Пойдёшь завтра с нами на яхте? Ну, тогда в десять у причала, – обрушился на меня своим радушием художник.
Он слыл рубахой-парнем. На яхте я ещё никогда не ходила и, разумеется, согласилась.
– Кто хочет черешни, налетай! – обратилась ко всем жена художника, француженка, с которой он жил только, когда бывал во Франции, потому что в Америке у него была заряжена другая жена. Такой расклад устраивал всех. Наверное, потому что француженка находилась в разгаре климакса, а художник – в расцвете лет.
Мужчину, лежащего ничком, звали Сергей. Собственно говоря, я его знала. Вернее, знала о его существовании на протяжении нескольких лет. Сейчас его напряжённое тело рельефно выдавало род его занятий – он работал профессиональным наемным телохранителем известных людей и редко бывал расслаблен. Достаточно молодой – сорок лет, но уже опытный, с прекрасной репутацией. Последнее время художник его от себя не отпускал, и они, кажется, подписали долгосрочный контракт. На заметных светских раутах я как-то видела Сергея при Бурмакове. Два года назад мы столкнулись