Он не помнил, чтобы когда-нибудь бегал так быстро, как теперь. Даже в детстве, когда за ним гнались малолетние хулиганы или пьяные взрослые. Ноги едва успевали переступать под тяжестью его девяностокилограммового тела, норовя подогнуться, чтобы им дали передышку. Но остановка была смерти подобна – в самом буквальном смысле этого слова.
Бык, скакавший слева, теперь вилял поджарым задом прямо перед Быковым, а позади – он ощущал это по горячему дыханию в спину – пристроился другой, грозя поднять его на рога или смять под копытами. Воздух в груди закончился, и взять его было неоткуда. Легкие работали почти вхолостую, производя звуки, напоминающие пыхтение старенького велосипедного насоса.
Переставляя ноги с такой скоростью, будто они ступали по раскаленной поверхности, Быков продолжал бежать, потому что ничего иного не оставалось, даже если бы он решил сойти с дистанции. Этого не мог сделать ни он, ни вор, ни любой другой участник забега. Они были обречены продолжать забаву, которая для них самих забавой не являлась. И в этом энсьерро копировало жизнь, только в очень сжатом виде.
Отрывочные мысли – довольно глупые – мелькали в мозгу. В какую-то секунду Быков отмечал, что его фамилия как нельзя лучше подходит для участника этого шоу, и тогда смех начинал душить его, но тут сбоку выдвигалась бычья голова, дико косящая глазом, и истеричное веселье сменялось ужасом, внезапным, как стакан ледяной воды, вылитой за шиворот. В промежутках между этими крайними состояниями Быков успевал думать о множестве других вещей. Удастся ли ему отобрать свой фотоаппарат? Неужели зрители, гроздьями повисшие над улицей, не понимают, что однажды один из этих балконов неминуемо обвалится? Как выглядела бы улица родного города, если бы на нее выпустили быков? Эх, надо было опорожнить мочевой пузырь перед тем, как отправляться на съемки!
Впереди бык неожиданно остановился и принялся неистово кружить на месте подобно чудовищной мясорубке, перемалывающей комки живой плоти. Под раздачу попали не меньше пяти человек, и один из них, отброшенный рогом, едва не сбил Быкова с ног. Увернувшись, фотограф налетел на теплую коричневую тушу, показавшуюся ему фантастически огромной. Оторваться от нее не позволял сосед, бегущий рядом. Его колени поднимались чуть ли не на уровень груди, правый локоть мерно ударял Быкова в бок. Пришлось чуть сбавить скорость, но закончилось это печально, потому что сзади надвигались сразу два других быка: один – угольно-черный, второй – цвета засохшей на солнце глины.
Они гнали перед собой волну жара. Черный фыркал, светлый издавал отрывистое приглушенное мычание, как будто испытывал оргазм при одной только мысли, что сейчас доберется до человека.
К своему ужасу, Быков обнаружил, что не способен бежать быстрее, тогда как быки с каждым шагом неумолимо нагоняли его. Вместо того чтобы попытаться свернуть, рискуя быть сбитым во время этого маневра, Быков притормозил еще немного. Инстинкт подсказал ему правильное