Эрон. Анатолий Королев

белоснежка Лилит с цветочными глазами, долговязый гурман Клим Росциус, женоподобный Виталик Ардачев, болезненно бледный Филипп, его крутой оруженосец металлист Вадик Карабан с зонтом Филиппа в руках и последним – хозяин дома, Илья Пруссаков, продрогший, нервный, злой, розовощекий, пучеглазый, редкозубый. Проливной дождь всем перемешал карты. Поначалу Еве даже показалось, что на скромное чаепитие никто не обратил особого внимания – гость домработницы? – только Илья сделал страшные глаза, мол, что ж ты, старуха… Ева виновато пожала плечами: больше не буду. Мальчики выставили на стол груду немецкого баночного пива, а Филипп водрузил в центре плетеную корзинку, полную крупных вареных ресторанных раков, переложенных свежими салатными листьями. Корзинкой Филипп как бы нечаянно помял уголок авшаровского торта. Он тут же извинился самым любезным тоном. Только потом Ева поняла, что атака на торт была неслучайной, Филипп подал тайный сигнал к травле Побиска.

      Побиск был из хиппи.

      Боясь нашлепать мокрыми бутсами по кленовому паркету, Побиск снял башмаки в прихожей и остался босиком, носков он не признавал. На нем красовалась безрукавая фуфайка с самодельным значком группы «Rolling Stones» плюс фото Микки Джеггера, пришпиленное английской булавкой, какие-то необъятные цветастые клеши из гобеленовой ткани, из которых торчали нагие наглые ноги, вокруг шеи повязан пестрый несвежий платочек с молитвой «Make love not War», длинные сальные волосы были расчесаны на пробор и схвачены головной индейской веревочкой.

      Так выделяться из толпы Ева ни за что бы не стала, но ей нравился забавный вид Побиска. Побиск недавно вернулся из армии и работал механиком по ремонту автоматов газированной воды, готовился поступать в медицинский, учиться на патологоанатома, но одевался вот так – шутом. «Я не хочу походить на свою участь», – говорил он Еве.

      – Ты, что ли, хиппи? – минут через десять вдруг изумился Билунов, обсасывая раковую клешню. Побиск враждебно молчал, попивая чаек. Как только эта стайка галстучных мальчиков вошла в дом, он почуял – быть драке. Закинул ногу на ногу.

      – Ей богу, пункер! – обратился Филипп к остальным. – Только вот не могу понять, кто он в натуре: дыра или мэн?

      – Глюк от компота, – подхватил гаерский тон Вадик Карабан, – такие копыта отрастил.

      – Фуй, у него ноги воняют, – Виталик Ардачев дурашливо зажал нос двумя пальцами. Ангелы окрысились.

      Пункер – панк.

      Дыра – след от иглы.

      Глюк – галлюцинация от укола.

      Компот – отвар маковых головок на сахаре.

      – Пожалуй, хватит, – вмешалась Ева, – он мой гость. И у него сегодня день рождения.

      Вот этого говорить вовсе не следовало. Ева наивно хотела воззвать к культурному чувству сверстников, но добилась обратного.

      – Нет, оно – герла, – подвел черту Билунов, изучив голую ногу Побиска, – вижу следы педикюра.

      – Это струна, – поддакнул Карабан.

      – Может,