Стоявший напротив Насуады Фадавар был по-прежнему занят тем, что стаскивал с запястий свои браслеты. Покончив с этим и засучив рукава роскошно вышитой рубахи, он снял с головы массивную корону и вручил одному из своих спутников.
Дальнейшие действия обоих, впрочем, были приостановлены звуками голосов снаружи. Под полог протиснулся гонец – Насуада вспомнила, что этого юношу зовут Джарша, – который провозгласил, стараясь смотреть не на раздетую Насуаду, а в потолок:
– Оррин, правитель Сурды, варден Джормундур, Трианна из Дю Врангр Гата, а также Наако и Рамусева из племени инапашунна!
Затем Джарша отступил в сторонку, давая пройти тем, кого только что перечислил. Первым вошел Оррин, который сразу увидел Фадавара и приветствовал его следующими словами:
– А, великий воитель! Никак не ожидал тебя здесь увидеть! Надеюсь, ты и… – И на молодом лице Оррина явственно отразилось глубочайшее изумление, когда он, наконец, заметил полуодетую Насуаду: – Что это, Насуада? Что все это значит?
– И я бы тоже хотел это узнать! – прогремел Джормундур, сжимая рукоять меча и гневно сверкая глазами в сторону каждого, кто осмеливался бросить на Насуаду слишком нескромный взгляд.
– Я призвала вас сюда, – сказала она спокойно, – дабы вы стали свидетелями Испытания Длинных Ножей, которое мы с Фадаваром намерены пройти. А вы впоследствии сможете в точности сообщить всем, как было дело. Любому, кто об этом спросит.
Оба седовласых представителя кочевого племени инапашунна, Наако и Рамусева, казались чрезвычайно встревоженными словами Насуады; тесно прижавшись друг к другу, они принялись о чем-то шептаться. Трианна лишь скрестила руки на груди – на одном запястье, как всегда, посверкивал браслет в виде извивающейся змейки, – но более ничем не выдала своих истинных чувств. Джормундур выругался и сказал:
– Ты что, разума лишилась, госпожа моя? Это же сущее безумие! Ты не можешь…
– Могу. И буду.
– Госпожа моя, если ты это сделаешь, я…
– Я вижу твою обеспокоенность, однако же решение мое окончательно. И я запрещаю кому бы то ни было вмешиваться. – Она не сомневалась, что Джормундур просто мечтает нарушить ее запрет, но ему мешает самая главная его черта: верность присяге.
– Но, Насуада, – начал король Оррин, – эта ордалия… Разве она не заключается в том, что…
– Именно в этом она и заключается.
– В таком случае будь она проклята! Может быть, ты все-таки откажешься от этого безумного действа? Тебя явно сбили с толку, раз ты согласилась подвергнуть себя подобному испытанию.
– Я уже дала свое слово Фадавару.
Настроение в шатре стало еще более мрачным. То,