– Эм… здравствуйте. Я – ваш сосед снизу, услышал, как вы играет и решил познакомиться. Таких людей мало. Они – последнее, что осталось от старого мира музыки. Я не говорю, что новый плохой. Но он другой. Не такой настоящий… Извините, это вам.
Я протянул ей коробку конфет. Она всё ещё удивленно смотрела на меня, разве что, не раскрывая рот. Она робко взяла чуть ли не в упор протянутую ей коробку. И заговорила:
– Что вы, не стоило…
– Стоило, – выдохнул я, – я бы не смог этого не сделать. Я думал, что таких людей не осталось. И это в городе, где живёт сто двадцать миллионов человек. Прошу, позвольте мне хоть с вами познакомиться. Было бы невыносимо просто так жить рядом с маэстро, даже не зная его имени.
– Маэстро – слишком громко сказано. Я просто люблю музыку. Впрочем, вы не производите впечатление опасного человека. Будь я в другом настроении, я бы вышвырнула вас, уж извините. Но я скажу то, о чём вскоре могу пожалеть. Можете войти.
Я удивился такому внезапному дружелюбию. Но решил не отказываться. И вступил за порог. Издалека квартиры послышалась игра старой записи. Наверное, ещё из двадцать первого века. Красивый мужской голос пел: “In the dark. And I’m right of the middle mark…”. Однако девушка быстро перебежала на ту сторону квартиры и остановила музыку.
– Извините, – снова смущенно вздохнула она, однако скоро снова встала в гордую стойку, – когда я прихожу, мне хочется, чтобы меня встречали вот так. Ко мне не часто кто-либо заходит. Поэтому, я установила такую систему.
– Это случайно не “Dream” by Imagine Dragons?
Она оценивающе посмотрела на меня.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю много групп того времени. И не только того.
– Меломан?
– Я – историк. И как любой уважающий себя представитель этой профессии, ухожу в глубины архивов. И все, чтобы в который раз убедиться, что и тогда, и сейчас – одно и то же. Чем древнее – тем больше сходств. А вы меломан?
Она улыбнулась.
Её квартира квартира была свалкой. Можно много описывать характеры каждого отдельно взятого куска плесени на стене, полу, столе, диване и стуле. Поговорить о мыслях банки из-под пива, которая была брошена мимо мусорного ведра, судя по количеству пыли на нём, пять месяцев назад. Подумать: а может, она неоэстет, а это – некий мини-бунт против гегелевских понятиях эстетики прекрасного? Однако это было просто кучей книг, кассет, журналов и алюминиевых банок, которая подымалась по стенам от пола к потолку, постепенно пожирая квартиру. Эта куча, казалось, была здесь задолго до своей хозяйки и, скорее всего, была готовой пережить и её преемницу. Была настолько естесвтенной для этого места, что её можно было не считать за владение девушки. Но помимо ожившего организма из вещей, здесь были только на удивление опрятные кучки одежды, никак не подходившие к месту.
Но