Пылай, безудержная юность!
Вонзи свой меч в капусту лжи!
Я здесь, я рядом, будь спокоен,
Мой друг над пропастью во ржи.
Парнас истопчут наши кони,
Всё вскачь, уступом за уступ.
Ха-ха! Безумие – награда!
Гори, огонь холодных губ!
Пролейся, кровь невинных дней!
Раскрасить жизнь хочу тобою.
Поэзия! Я – твой адепт!
Я – твой солдат, готовый к бою!
Тюльпаны
Тюльпаны цветут и на ядерном поле,
Здесь их корни сильнее и краски сочней,
Чем у тех, что взращёны в комфортной неволе.
Дикий край и больной, но он лучше – родней!
Радиация выжгла всю степь, как пустыню,
Уничтожила всё, не тронув цветы.
Край родной никогда, ни за что не покину,
Где огнями алеют лепестки красоты.
Только здесь долгожданны дожди на заре,
И ночную прохладу ласкает туман.
Только здесь по весенней свежей поре
Разливается жаркий цветов океан.
Моя богиня
венок сонетов (2005 г.)
I
В порыве чувств, в выси небес распятых,
Подобных ветру, солнцу и огню,
Из сердца вырванных в своём корню
(И без того в нарывах и стигматах!),
Расписанных неведомой рукой,
Сикстинской уподобленных капелле,
По небу скачущих, как те газели,
Что до поры в себе таит левкой,
Вознёсшихся ввысь нотою метала,
Дрожащих до тринадцатого балла,
Не обличённых в мысли и слова,
В порыве чувств, казалось бы, своих
Я жил, любя и веря только в них —
Исторгнутых в глубинах естества.
II
Исторгнутых в глубинах естества
(Среди других, я тоже в их числе —
Раскиданных, разбитых по земле)
Рассвета луч найдёт едва-едва.
Мы будем – и мы были! – одиноки
Как небо над безлюдною землёй,
Как холод Арктики, пустынный зной,
Как без вождя в лесу таёжном волки.
Других надежд, и дум, и чувств не зная,
Я думал – эта свора мне родная!
«Ничто нельзя менять!» – гудит молва.
Сбегая прочь от мира, в никуда,
Я вспомнил: «Как они, я был всегда
Так лёгок на поступки и слова».
III
Так лёгок на поступки и слова,
Так падок на обманчивые страсти,
Всегда, везде – слегка, во всём – отчасти,
Я гостем был чужого торжества!
Искал забвенья в роге изобилья,
Грехов, вина, земных утех алкал:
Испил разочарованный бокал
Людского льда и своего бессилья!
Метался меж предложенных границ,
Закованный в водовороте лиц…
Себе казался я святее святых,
А позже стало ясно (свет не мил!),
Что,