– Целительница… – прошептал он.
– Да, я здесь. Все будет хорошо. Вставай, миленький, вставай, родной, – по чуть-чуть выдавая ему энергии, просила я. – Ты сильный, ты сможешь…
Так поднимали воинов, чтобы вытащить их с поля боя, многие поколения целительниц. Главное, чтобы поднялся. Главное, чтобы распахнул глаза, сделал еще один вздох – и захотел жить так же сильно, как мы не хотели отдавать его смерти…
Мужчина поднялся. Распрямиться во весь рост я ему не позволила, закинув руку себе на плечо, подставившись, как костыль.
Я говорила, говорила и говорила – на подкорке записанные слова заговора, сама между тем судорожно соображая, что делать.
Понятно, что счет идет на минуты – и помощь я вызвать не успею. Вот-вот исчерпает ресурс амулет на легких – а я и не поняла толком, что с ними. И такая большая кровопотеря… Просто огромная…
Об этом я думала, пока втаскивала мужчину в дом, волокла его на кухню. Да здравствует современная мода – у меня посреди помещения, занимая практически всю площадь, стоял огромный стол-монстр, такая тумба два на полтора, набитая со всех четырех сторон кухонной утварью, которой я практически никогда не пользовалась.
Сгрузив мужчину на стол, я судорожно захлопала руками, чтобы свет стал максимально ярким, открыла ящик с лекарствами, взяла бутылочку со стимулирующей настойкой – силы мне понадобятся, после суматошной ночи и подвигов в приемном покое была выжата как лимон. Метнулась к стойке с разделочными ножами и кухонными ножницами. Бросила взгляд на часы – равнодушные ко всему цифры плыли в воздухе, ярко мигая на одном из шаров. Они отсчитывали неторопливые секунды, не подозревая, что складывают их в убийственные минуты.
Так. Разрезать одежду на мужчине. Сердце сжалось на мгновение – не поранить бы. Ножницы были обычные, кухонные, с острыми концами, не приспособленные для того, чтобы быстро и безопасно разрезать одежду на пострадавшем. «Надо бы завести дома нормальные», – мелькнула мысль…
Двенадцать секунд.
Что у нас тут? Кинжал аккурат в печени, как я и предполагала. Удар практически неощутимый – жертва ничего не чувствует, пока не истечет кровью. «Четыре минуты – взрослый сильный мужчина», – у меня в ушах так явно зазвучали слова профессора, что я чуть не вздрогнула, а этого делать было никак нельзя. Я плела кружева заговоров, сращивая ткани пробитой артерии, заживляя ткани печени и, миллиметр за миллиметром, вытаскивая из тела орудие убийства.
Семьдесят две секунды.
Раненый дышит. Прерывисто, едва слышно, но дышит. Сердце бьется нервными, затухающими скачками.
Глоток настойки – мне. Чуть-чуть силы в сердечную мышцу – ему.
Теперь легкие. Что там? Внешних повреждений нет. Положила ладони на левый бок – почувствовала, что туда ударили магией. Ударили с филигранной четкостью, до миллиметра, и с нужной силой – чтобы разорвать вену и добиться того, чтобы человек захлебнулся