Копною волосы
Нечёсаные,
А ей нравилось:
«Хожу с начёсом».
Ругали на диспутах
И на собраниях —
С неё как с гуся,
Знали заранее.
Когда же в школе
Взметнулось пламя,
Девчонка душила
Его руками.
Стояли поодаль
Скромные, тихие:
Просто были
Они трусихами.
Пусть это лишним
Стимулом будет
Не по юбчонкам
Судить о людях.
ШЕЛКОВИЦА
Как смотрю я на нашу шелковицу,
На мальчишек орду перемазанную,
Каждый раз обязательно вспомнится,
Как на плечи старой шелковицы
Я сама в сорок третьем лазала,
Как голодной девчонкой-букою
Поверяла ей жизни тяготы,
А она на ветвях баюкала
И кормила нас кислой ягодой.
Ей дозреть бы до цвета чёрного,
Красоваться до «высшего качества»,
Но ребячьи руки проворные
Обносили до срока, начисто.
Добродушно скрипела старая,
Нам бока подставляя кротко,
Будто знала, что мы усталые,
Мы – с работы, а голод – не тётка…
Превращать эти ягоды в кляксы
Не позволила б ни за что бы я:
Эти руки – чернее ваксы,
Эти сытые ножки не знают,
Что деревья, как люди, добрые
И, как люди, всё понимают.
ПОЭТАМ
Воспевайте сумерки и зори,
Темень ночи и сиянье дней, —
Тема человеческого горя
Будет вечной темою моей.
ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ
В сухом сообщенье
Всего лишь две строчки,
А за ними, как тени,
Бессонные ночи
И вопль отчаянья,
Сдавленный силою,
И стайка детей
Над отцовской могилою,
Ещё безысходная
Вдовья усталость,
С пустыми глазами
Сиротская старость…
МЕТЕЛЬ
То ли злоба людская в бессилии воет?
То ли горе людское, отчаявшись, плачет?
Ты скажи мне, что это такое?
Ты ответь мне, что всё это значит?
Все печали, что были невидимы глазу,
Собрались и на землю обрушились разом.
* * *
…Ты не верь моей усталости
И годам моим не верь:
Далеко ещё до старости
Мне, товарищ, и теперь.
Время! Как бы ни устала я,
Как бы вьюги ни мели —
Паруса взметнувши алые,
Вдаль уходят корабли.
И не важно, я ли, дети ли
Вступят в дальнюю весну,
Всё равно, а юность встретим мы
И, надеюсь, не одну.
* * *
Нечаянно