Но другой, страдающий невротик – останется ли он в роли жертвы? Нервозность – отличный мячик для пинг-понга. Вполне вероятно, что многие пассивные невротики со временем успешно учатся перекидывать мяч нервозности дальше, следующему игроку. Нервозность становится социальным процессом расходящейся тревожности.
В этот образ вполне вписывается и тенденция считать чистой формой расстройства неврастению, вызванную внешними факторами, даже если при этом признавалась изначальная к ней предрасположенность. Заданная Бирдом генеральная линия, связывавшая неврастению с последствиями индустриальной цивилизации, в Германии сильно конкурировала с наследственной и конституционной теориями, но по прошествии времени все же сохранила свое главенствующее положение. Крамер[68] был настолько уверен в экзогенном происхождении неврастении, что даже описывал ее как отравление и сравнивал «высокоградусного неврастеника» с лягушкой, отравленной стрихнином, которая сначала сильно дрожит, а затем цепенеет. Правда, вместе с тем он считал возможным выделить и тип неврастении, обусловленной эндогенными причинами, хотя он сам, по его признанию, годами сопротивлялся такой позиции (см. примеч. 88). Расщепление нервозности на два типа – «неврастению трудового переутомления» и «нервное вырождение» – позже стало опасным, потому что могло быть использовано в евгенике, настроенной на истребление «вырожденцев».
Центральным для общества, хотя и не самым важным для медиков, был вопрос о том, что же представляет собой типичный неврастеник, был ли это состоятельный и благополучный член общества или некая сомнительная фигура. Мнения об этом резко расходились. Еще от Бирда шла традиция представлять «типичного неврастеника» как воплощение трудолюбия, измотавшее себя на работе. Мёбиус замечал, что «сословие» досужих бездельников к настоящей неврастении не склонно. Но с XVIII века существовала и другая традиция – подозревать за разрушенными нервами распущенность и беспутство, так что, хотя моральные суждения и не входили в компетенцию неврологов, из их уст иногда звучали резкие неодобрительные выпады. Отто Бинсвангер говорил о «неврастениках-неряхах» и «неврастениках-бродягах», «которые в высших слоях общества встречаются в виде досужих лентяев и расточительных бездельников, а в низших – бродячих музыкантов и прочих бродяг». Крафт-Эбинг в «Учебнике судебной психопатологии» (1875) пишет в примечании, что «многие бродяги – это конституциональные неврастеники». «От тех состоятельных людей, что вследствие неврастении проводят всю свою жизнь в санаториях, лечебницах, на климатических курортах и т. д., их отличает лишь отсутствие средств». Очень сходные мысли высказывает Альфред Гротьян[69] об «урожденных неврастениках», которых он резко отличает от тех, кто стал неврастеником под воздействием внешних обстоятельств: «Если они из высших слоев общества, они