– Да, – коротко ответил Рубль.
– А нам почему сказал, что Белый? – Большой перевел взгляд на Васю. – Давай, короче, не темни. Говори, как есть. Тебе же лучше будет. Ты ведь знаешь, правду узнать не проблема, стоит только по тюрьме шумануть. Ну?
Вася вздрогнул и резко отдернул руку – это сигарета, истлев до фильтра, начала обжигать ему пальцы. Бросив ее в пепельницу, он глубоко вздохнул и начал ровным спокойным голосом, так и не подняв глаз:
– Прошлым сроком я был на четверке, сидел всю дорогу ровно, без косяков. И тут… Ты Славян не знаешь, ты на тот момент уже освободился, остается мне неделя до звонка, и че на меня вдруг нашло, сам не знаю, весь срок не играл, а тут смотрю – катран сидит играет на конец месяца… Ну, я и присел. Пять тыщ проиграл, взял у них адрес, говорю, как выйду, сразу бабки завезу. Освободился, домой приехал, тут мать старая… Ну, где мне деньги взять? У нее с пенсии что ли?…
– Играть тебя никто не заставлял.
В камере повисла гробовая тишина, все смотрели на Васю, который дрожащими руками пытался вытащить из пачки очередную сигарету.
– Неужели ты думал, что никогда больше не сядешь? Да была бы сумма побольше, тебя бы и на свободе нашли, – железным голосом нарушил молчание Домик, в голубых глазах которого от прежней наивности не осталось и следа. – А сейчас ты себе новое погоняло придумал и решил весь срок просухариться?
– Не стал бы врать, сказал бы правду изначально – жил бы в общей массе. Пусть проигранным, на равных с мужиками не базарил бы, но зато не в чесотке, – сказал Большой и поднялся со шконки. – Встань. С тебя будет получено.
Костыль побледнел и, выронив пачку, медленно встал напротив смотрящего.
– О, смотри, в натуре белым стал. С тебя будет получено за обман людей. Ты фуфломет, – Большой ударил его сбоку по щеке несильно, так, что раздался легкий шлепок, но этого хватило, чтобы ноги у Костыля подкосились, и он завалился набок. – А теперь ломись.
Дважды повторять не пришлось. Костыль подскочил и бегом рванул к выходу, на ходу сбив сидящего на сумке Алиджона. Тот хлопал вытаращенными глазами и, казалось, вообще не понимал, что происходит. Костыль тем временем уже колотил в «робот», крича:
– Командир, выводи!
Через минуту дверь открылась и охранник, пропустив выбегающего Костыля, с суровым лицом оглядел камеру. Мы сидели молча и спокойно смотрели на него. Надменно хмыкнув, он защелкнул замок.
Славка Рубль лег на освободившееся место, а Руся, по просьбе Большого, стал писать «курсовку», в которой была вся всплывшая сегодня правда. Эмоции улеглись, чай потек рекой, дым вновь стоял столбом – в общем, все пошло своим чередом. Старые арестанты обсуждали былое, оставшийся без земляка таджик скучал, ковыряясь ложкой в тарелке, а Руслан показывал мне, как правильно составлять воровские бумаги, и продолжал посвящать меня в воровскую жизнь.
Вечером я уставший, с квадратной от информации