– И что сегодня..? – спрашиваю я.
– Ну сейчас посмотрим, как получилось со вставкой «ангелочков» в самом конце, на титрах. Музыку мы почистили. А дальше, чем заниматься, я уж не знаю. – он пожимает плечами. – Наверное, придется все-таки переозвучивать.
– Ты что? Кого? – от неожиданности я даже останавливаюсь. – Жарова? Андровскую?
– Ну, а что делать, – он подталкивает меня к двери просмотрового зала. – мы же не можем сидеть просто так, сложа руки. Закроют, расформируют группу, опять в простой, совсем без зарплаты. Ты же знаешь ситуацию на студии.
– Это невозможно… – я удерживаю отца за рукав. – Ты с ума сошел… Это же сегодня уже – классика. Пусть остается все, как есть – со всеми старыми шумами. Кто тебе сегодня переозвучит молодого Жарова? Да ты… ты просто не имеешь права, этого нельзя делать! Я не дам тебе! Это история кино – понимаешь.
Отец, грустно улыбаясь, смотрит на меня.
– Может быть… А сегодня-то как жить?
Времена не выбирают… Когда молодой режиссер, только что закончивший Киноакадемию при ВГИКе у Сергея Эйзенштейна, снял свой первый дипломный фильм «Медведь» по Чехову, и тот широко пошел по всем экранам огромной страны – от Москвы до Владивостока, принося, в полном соответствии с существовавшим тогда положением, приличные дивиденды автору сценария и постановщику, группа маститых советских кинодеятелей тут же сочинила письмо в родное сталинское правительство – а не слишком ли много денег получит новоявленный молодой талант?! Вроде бы, еще не по чину… Я помню, кстати, как, по его рассказам, тогда жилось новоявленному советскому «миллионеру». Что можно было позволить себе на такие деньги. Разумеется, закон, позволяющий режиссеру получать процент с дохода от проката своего фильма, немедленно изменили.
Позднее, в середине пятидесятых, когда сотни тысяч людей по всей стране, толпами стояли под проливным дождем за билетами в кинотеатр, где демонстрировался лидер проката года – «Анна на шее», критики, вроде некоей г-жи Погожевой, не стесняясь, писали в центральных советских газетах, как, впрочем, и о предыдущих «Медведе» и «Свадьбе», – что «…привлекая замечательных актеров и совсем не умея с ними работать режиссер фильма…» ну и т. д. А на студию и к нам домой ежедневно приносили пачки писем от восхищенных зрителей из всех республик и городов… До сих пор тут, в Баварии, хранятся они у меня в огромных коробках, в подвале.
Кстати, по стечению обстоятельств, родная сестра той же Погожевой, засидевшаяся на Киностудии имени Горького, в качестве редактора, много лет спустя добилась закрытия и моего сценария «… за некоторое очернительство советской действительности». И об этой, достаточно драматической истории