Демократия могла торжествовать победу. Перон со своей блондинкой-потаскушкой удрал в Португалию. А я позволил себе немного расслабиться. Пока хлынувшие на улицы толпы ликующих представителей среднего класса праздновали, я уединился в гостиничном номере с дочкой французского посла. Слушая восторженный рев толпы за окном и ощущая на губах вкус шампанского и Николетты, я сделал вывод, что это куда приятнее, чем летать.
Эта операция прославила наши имена. Большую часть времени я не вылезал из старой армейской формы, и именно в таком виде меня и запомнили. Сэндерсон носил форму офицера авиации со споротыми знаками отличия, ботинки, шлем, очки, шарф и видавшую виды кожаную летную куртку с эмблемой 332-й истребительной группы. Когда он не летал, то снимал шлем и надевал вместо него старый черный берет, который постоянно таскал в кармане брюк. Частенько, перед тем как появляться на публике, нас с Эрлом просили надеть нашу форму, чтобы ни у кого не возникло сомнений, кто перед ними. Людям, похоже, и в голову не приходило, что большую часть времени мы ходим в костюмах с галстуками, как и все остальные.
Чаще всего мы с Эрлом оказывались вдвоем в бою и поэтому в конце концов стали лучшими друзьями. На войне люди сходятся очень быстро. Я рассказывал ему о своей жизни, о войне, о женщинах. Он был более сдержан – возможно, не знал, как я посмотрю на его эскапады с белыми девчонками, – но в конце концов однажды ночью, когда мы находились на севере Италии в поисках Бормана, я узнал об Орлене Гольдони.
– По утрам я рисовал ей чулки, – рассказывал Эрл. – Тогда девушки разрисовывали себе ноги, чтобы было похоже, будто на них шелковые чулки. Вот я карандашом для глаз рисовал сзади швы. – Он улыбнулся. – От этой работенки я никогда не отказывался.
– Не проще ли было подарить ей пару чулок? – спросил я. Достать их было несложно. Военные писали друзьям и родным в Штаты и просили прислать им чулки.
– Я дарил, и не одну пару, – пожал плечами мой чернокожий приятель, – но она всегда раздавала их подругам.
У Эрла не было ее фотокарточки – видимо, из опасения, что Лилиан может найти ее, – но позже я не раз видел ее в фильмах, когда ее провозгласили европейской Вероникой Лейк[21]. Взъерошенные белокурые волосы, широкие плечи, хрипловатый голос. Героини Лейк были холодны, а Гольдони, напротив, создавала образы знойных красоток. В фильмах она была в роскошных шелковых чулках, но ноги под ними были еще лучше, и в фильмах