– Эх, матушка барыня! Зря вы мне сейчас помешали! – огрызнулся Николай, но штуцер с забора снял и перешел на клумбу с лавровыми кустами.
– Сам знаешь, смертоубийство – дело нехитрое, – в темноте она смотрела на него пристально. – Но что потом будет?
– Никто не узнал бы про него… – пробормотал, точно оправдываясь, молодой слуга.
– Значит, меня в расчет не берешь? – спросила Аржанова и плотнее закуталась в оренбургскую шаль, накинутую на плечи.
– А разве вам-то не горестно, ваше сиятельство? – вскинул голову Николай. – Ведь вас же он подло обманул, мою жену обесчестил, меня опозорил перед людьми! И все ему, подонку, как с гуся вода… Пока мы с вами государыне служили, пока на войне против бусурман под пули шли, он здесь хвост распускал навроде павлина… Ужо расчелся бы я с ним один на один по-честному! Ужо успокоил бы его навек с сучком его дымящимся, который без спросу в первую попавшуюся дырку лезет!..
Не прерывая этот запальчивый простонародный монолог, Аржанова взяла молодого слугу за руку и быстро повела через сад, темнеющий громадами деревьев, к заднему крыльцу двухэтажного дома, откуда к ее кабинету и спальне вела крутая деревянная лестница. В коридоре к ним метнулась Глафира, мать Николая, с испуганным, распухшим от слез лицом. Курская дворянка остановила ее жестом и приказала подать в кабинет две чашки чая с ромом покрепче, печенье и марципановые конфеты.
Штуцер, уже спрятанный в чехол, Анастасия устроила на нижней полке большого книжного шкафа, куда он при своей длине в 115 см удачно поместился. Николаю она приказала снять шапку и куртку и сесть в кресло напротив письменного стола. Будучи все еще возбужденным до крайности, молодой слуга то сжимал кулаки, то порывался выбежать вон, то сыпал проклятиями в адрес князя Мещерского, второго мужа обожаемой им госпожи Анастасии Петровны.
Глафира открыла дверь и внесла в кабинет большой поднос с красным шарообразным фарфоровым чайником, бутылкой рома, чашками, вазочками с печеньем и конфетами. Поднос по разрешению барыни она водрузила на ее письменный стол. Затем разлила по чашкам чай, добавила в него рому и встала у дверей со скорбным лицом, сложив руки на животе. Николай, обжигаясь горячим и крепким напитком, сделал сразу несколько глотков и понемногу успокоился.
– Почему ты решил его убить? – спросила Аржанова.
– Отомстить хотел, – молодой слуга смело поднял на хозяйку темно-голубые глаза. – За ваше и за свое унижение. Но вы его пожалели. Весьма сие странно… Ведь врагов вы никогда не жалеете.
Анастасия усмехнулась:
– Наверное, потому и живу еще на этом свете.
– Стало быть, он – вам не враг?
– Врагов моих определяет государыня императрица. Им, как ты верно заметил, пощады нет.
– Ясно, – вздохнул Николай. – Вы его простили. Однако я прощать не собираюсь и никогда не прощу… Отойдя от конфиденциальной