– Прости меня, я тебя не понял. Знаешь, я постоянно думаю об ответственности, которая на мне лежит. Ведь я строю дом не просто заказчику, я строю дом любимому человеку и не могу, не имею права сделать ошибку.
Она приподнялась на локте:
– Правду говоришь?!
– Я не имею привычки шутить такими вещами, Алла. У меня никого нет кроме тебя. Почему ты так не уверена в себе, в своей красоте? Ты прекрасная женщина, и этой своей «клячей» ты оскорбляешь не только себя, но и меня тоже. Я в тебе вижу ангела, дивного эльфа, богиню, а ты… Ведешь себя, как закомплексованная дура.
– Да, да, конечно, ты прав. – Она торопливо вытирала со щек мелкие, словно бисер, слезы и шмыгала носом. – Забудем об этом сейчас же. Я действительно расклеилась. Ведь я тоже люблю тебя, Славочка. Ох, как люблю! Солнышко мое!
И она произнесла все эти словечки, исторгла все эти вздохи, извергла всю эту пошлейшую чепуху, которая кажется таковой в ситуации, когда тот, на кого вся эта чепуха направлена, не любит и воспринимает чепуху именно как чепуху, а вовсе не как любовное, ласкающее слух воркование.
– Что же ты хотела мне предложить? – подлив елея в голос, спросил я. – Учти, что я, со своим строительным образованием, не больно-то гож для чего-нибудь еще, кроме как командовать оравой тупых болванов и указывать, каким узором им лепить плитку и как именно укладывать черепицу. Я надсмотрщик над рабочими муравьями! Вот такая аллегория… И потом – я молод и…
– Славочка. – Она лукаво посмотрела на меня, и мне даже на миг, только на миг показалось, что она внезапно сделалась моложе, так много было в ее взгляде того отчаянного задора, который появляется только в молодости. – У тебя такие способности, что ты вполне мог бы стать прекрасным специалистом в индустрии милосердия. Моя женская интуиция подсказывает, что здесь бы у тебя хорошо пошло. Грех зарывать талант в предрассудки, – загадочно закончила она и бросила на меня еще один, теперь уже лишенный лукавства, наполненный трезвым, практичным вниманием взгляд.
– Алла, я перестал понимать тебя еще на прошлой остановке, – постарался отшутиться я. – При чем тут «милосердие»? Ты хочешь предложить мне вступить в армию спасения, или возглавить профсоюз бомжей, или…
– Да нет же! – Она соскочила с кровати и ринулась на кухню, откуда все сильнее начинал доноситься запах пригорелых котлет. – Вот черт возьми! Чуть было не сгорели! – услышал я ее отдаленный голос. – Еда готова! Ты