Хотя понял это, увы, слишком поздно.
Школа и конец семьи
На Сходне была единственная школа – ШКМ, сиречь школа крестьянской молодежи, куда я и был определен в двадцать четвертом году по достижению семилетнего возраста. К этому времени я уже читал для собственного удовольствия: к моему семилетию мне подарили «Тома Сойера» с иллюстрациями, и я прочел его залпом. Терпеть не мог арифметику, считая, что она мне не будет нужна, поскольку я собирался стать астрономом – знал созвездия и объяснял взрослым особенности календаря. Говорил достаточно свободно по-французски и по-немецки. Немецкий я потом потерял полностью, а французский легко восстановил, когда мне пришлось читать лекции во Франции.
Первое сентября 1924 года осталось очень памятным и грустным днем. Бабушка отвела меня в школу в первый класс. Я вернулся домой зареванным: меня побили, измазали, но самое обидное – назвали буржуем. И сказали, что я из тех, которых еще предстоит добить. В школе я оказался действительно чужаком и остро чувствовал это. Я не понимал, откуда такое общее ко мне недоброжелательство, за что меня бьют, что во мне не нравится моим одноклассникам. И вообще, почему люди дерутся и откуда у них такая злоба к другим?
Позднее я и сам научился драться и как следует давать сдачу. Когда в школу пошел мой младший брат, его уже никто не трогал – знали, что даром это не пройдет, знали, что у Сергея Моисеева есть брат Никита Моисеев.
В первые годы я очень не любил и боялся ходить в школу. Отец получил разрешение, чтобы я ходил туда не каждый день. Моя мачеха, которая работала в той же школе учительницей, занималась со мной дома (а бабушка проверяла уроки). Моя непосредственная школьная учительница Зинаида Алексеевна время от времени проверяла меня и, как мне помнится, была довольна моими успехами. Отметок тогда не ставили, и я спокойно переходил из класса в класс.
В пятом классе я перешел в школу второй ступени, как тогда назывались классы с пятого по седьмой. Школа была маленькая, всего три класса по двадцать-тридцать человек, и преподаватели были хорошие, да и я уже адаптировался и в школу начал ходить с охотой. Она размещалась в красивейшей даче, расположенной высоко над рекой. До революции это была дача знаменитого Гучкова. Когда я уже начал учиться в шестом классе, то наша «гучковка», как мы звали свою школу, сгорела. Сначала мы с каким-то радостным недоумением бродили по пепелищу. Ну а потом (на Сходне другой школы не было) пришлось ездить в Москву. Я поступил тогда в школу № 7, что в Скорняжном переулке на Домниковке. Мне было тогда двенадцать лет…
Времена стали стремительно меняться. Начиналась эра пятилеток и коллективизации. Прежде всего, изменилась дорога – та самая Николаевская, или Октябрьская, дорога, честь которой поддерживали все старые