Фред и пятилетний Джон несколько недель прожили в Блэкпуле у Фредова приятеля. «У меня была куча денег. Тогда, сразу после войны, дела шли прекрасно. Я зашибал деньгу то здесь, то там, в основном возил женские чулки для черного рынка. Небось в Блэкпуле до сих пор моими чулками торгуют».
Приятель, у которого они жили, собирался переселиться в Новую Зеландию. Фред решил поехать с ним. Все уже было готово, и тут на пороге появилась Джулия.
«Сказала, что хочет забрать Джона. У нее теперь симпатичный домик, она желает, чтобы Джон жил с ней. Я сказал, что страшно к Джону привязался, хочу взять его с собой в Новую Зеландию. Я же видел, что она по-прежнему меня любит. Говорю: поехали со мной? Начнем заново. Она отказалась. Ей только Джон был нужен. Мы разругались, и я предложил: пусть Джон сам выбирает… Позвал Джона. Он прибежал и запрыгнул ко мне на колени. Прижался ко мне, спрашивает: а мама еще придет? Ясно было, чего он хочет. Я говорю: нет, выбирай, с кем хочешь остаться – со мной или с ней. Он говорит: с тобой. Джулия переспросила, а Джон опять сказал, что со мной… Джулия вышла, уже по улице зашагала, и тут Джон бросился за ней вдогонку. С тех пор я его не видел и не слышал, пока мне не сказали, что он один из „Битлз“».
Джон вернулся с Джулией в Ливерпуль, но у матери не остался. Его затребовала к себе тетушка Мими. Он переехал к ней и ее мужу Джорджу, в двухквартирный дом на Менлав-авеню, Вултон, Ливерпуль, – теперь уже насовсем.
«О родителях я с Джоном речи не заводила, – говорит Мими. – Пыталась его оградить. Может, слишком беспокоилась, не знаю. Я хотела, чтобы он был счастлив».
Джон очень благодарен Мими за все, что она для него сделала. «Понятно, что она была ко мне добра. Ее наверняка беспокоили условия, в которых я рос, и она вечно донимала моих родителей, чтоб они побольше думали о ребенке. Они ей доверяли – поэтому, видимо, и отдали меня».
Джон быстро привык к Мими. Она воспитывала его как собственного сына. Была строга и не позволяла шалостей, но никогда не кричала и не била. Она считает, это признак родительской слабости. Худшее наказание – не замечать ребенка. «Он этого не выносил. Говорил: „Мими, ты чего меня гнорируешь?“»
Но развитию его личности Мими не мешала. «Мы всегда были особенной семьей. Мама пренебрегала условностями, и я тоже. Она ни дня в жизни не носила обручального кольца, и я тоже. Это еще зачем?»
Слабым звеном в воспитательной системе был дядя Джордж, который вел семейное дело – торговал молочными продуктами. Он часто баловал племянника. «Я постоянно находила у Джорджа под подушкой записки от Джона: „Дорогой Джордж, давай сегодня меня будешь мыть ты, а не Мими“. Или: „Дорогой Джордж, давай сходим в «Вултон пикчерз»“».
Мими дозволяла Джону два развлечения в год: зимой – посмотреть рождественскую пантомиму в ливерпульском театре «Эмпайр», летом – сходить на фильм Уолта Диснея. Но были и маленькие радости, например «Строберри