Ты пожалеешь за каждое свое слово.
– У тебя ума не хватает, – картинно вздохнула женщина, скрещивая руки на груди. – Этот вопрос решен. Нам нужно обсудить его стоимость. Я в последний раз повторяю: даю возможность тебе уйти с достоинством.
– Кем решен?
– Мной.
– Не имеете права, – четко произнесла я.
– Имею. Знаешь, Катя Радова, есть такие родители, которые желают счастья своим детям, – с подтекстом сказала она. – Можешь считать меня мегерой и черт знает кем еще, но только спустя годы, когда останешься у разбитого корыта, поймешь меня, – ее логика была просто пуленепробиваемой.
– Да вы просто не верите в любовь, – сказала я, чувствуя, как покалывает щеки от распирающей внутренней злости. Даже кровь по венам побежала быстрее. Стала гуще, горячее.
– Да ты что? – ехидно осведомилась Алла, вытаскивая из сумочки пачку прямоугольных карточек. – А ты веришь, моя святая? А во что ты еще веришь? Во что ты будешь верить, когда твоей семье нечего будет есть? – вдруг спросила она. – Я ведь все о тебе знаю, Катя Радова. Отец – бездарный нищий художник, – кинула она на стол фото с улыбающимся Томасом, руки которого были перепачканы краской. – Мать бросила и живет в свое удовольствие в Индии, – фото мамы, которая давно стала чужим человеком, появилось на столе: она была предельно серьезна и собрана, глядя куда-то вдаль. – Брат – геймер, сидящий на шее у отца. Как и ты, – на стол полетело фото Эдгара, а следом – Алексея. – Дядя – повеса и жигало.
Меня изнутри теперь обожгло холодом, крылья бабочек заледенели и стали острыми, как иглы.
– Вы забыли сестру, – сказала я дрожащим от злости голосом.
– С точки зрения финансового обеспечения твоя сестра слишком мала, я не брала ее в расчет, – парировала Алла.
– Я не ударю вас и не вылью на вас бокал с водой только потому, что вы – мама Антона, – выдохнув, чтобы не сорваться, произнесла я, а та, не обращая внимания на меня, сказала:
– Что будет, если твои дорогие родственники все потеряют? Отец не сможет продавать картины и выставлять их в галереях. Маленький бизнес дяди закроется. Ты сама будешь содержать свою чудную семью?
– Замолчите! – воскликнула я.
Господи, как удержаться, чтобы не оскорбить ее в ответ?
– О чем ты думала, дура, когда к моему сыну привязалась, – вдруг другим – жестким, хлестким голосом заговорила Алла, и сама словно изменилась: взгляд ее стад хищным, опасным. Только такие железобетонные люди могут устоять в большом бизнесе. – Кто он. И кто ты. Думала, приберешь к ручкам богатого мальчика? Да я таким охотницам, как ты, головы откручивала. Мезальянса не позволю, – поставила она точку. Но я перерисовала ее в запятую.
– Вас никто не спрашивает. Что бы вы ни говорили, какую чушь ни несли – у нас с Антоном все серьезно. А любовь покупают только те, кто сам не любил. Не думали об этом?
– Не ценишь ты благополучие семьи, ох, не ценишь, Катя Радова, – притворно