Чтобы выбраться из-под ее опеки, чтобы не слыть вечным пасынком при ненавистном отчиме, надо было показать себя мужчиной. И если стать не мужем, то уже отцом. На летний солнцеворот, когда сходятся парни и девки, бывало, что и молодые вдовы искали себе пару, истосковавшись по мужской ласке.
Любился Осколод яростно, назло матери и Рюрику. Но в своей мести он и сам не заметил, как, живя в таю с такой молодухой, сотворил похожую судьбу народившемуся Туру. Хотя мальчик оказался виноват лишь тем, что назло потраве – вопреки желанию родительницы – вылез-таки в свет, рос не по дням, а по часам, крепким и жизнелюбивым.
Осколод со злорадством представлял себе лицо собственной матери, чей внучок отставал бы от Полата на одно лето.
Рюрик же в те времена против воли ходил на земли моравов, как того от него хотели франки. Но не было в Моравии победы, и, не одолев высоких стен, войско императора Хлодвика отступило восвояси. А по возвращении из похода Рюрик приглядел себе ещё одну жену – из вагров, ровесницу самого Осколода.
Это переполнило чашу терпения Осколода. Мать, словно бы зная, что рано или поздно так должно было случиться, стоически перенесла увлечение тридцатилетнего мужа, любовный пыл которого с годами только разгорался. А вот Осколод порешил доказать всем, чего стоит, не только в постели или в кровавой драке. Именно тогда он и замыслил вернуться в Куявию[9], чтобы поискать хотя бы отцова наследства, на которое мать не раз ему намекала.
Верно, сам Рюрик в глубине души чуял за собой вину перед пасынком, потому снарядил того в путь со всей щедростью, на кою был способен. На пяти лодьях с Осколодом ушла ещё пара сотен таких же, как он, искателей приключений, безземельных, бессемейных, младших, голодных, честолюбивых и злых. Словно бы предчувствуя, что в Венедию он больше ни ногой, Осколод взял с собой и Тура, дескать, пора привыкать к варяжскому ремеслу, пацану через полгода было бы уже семь. Родилась бы в свое время девка – оставил бы, но сын – это святое. Верно, и сам Осколод некогда мечтал уйти вслед за ляхом-отцом, чем пережить позор матери…
Но в Гнезно, при дворе короля Земовита, побочного наследника Попелов, ждали мечи, а не распростертые объятья. Быстро смекнув, что правды на родительской земле ему не добиться, Осколод решил попытать счастья на земле пращуров – в самом Киеве, а коли боги благоволят, так и в столице ромеев. С этой мыслью он двинулся дальше вдоль побережья и так добрался со своими кораблями в суровую Ладогу, или Алодь, как ее называли местные, – ко двору старого Гостомысла.
Короля они застали в горе и печали: в Бьярмии погиб последний и старший Гостомыслов сын Выбор, а прежде змеи защекотали и младшего, Словена. Старик был явно не в себе, а дела страны – в расстройстве. И единственно, что сумел добиться Осколод от ладожан, – добрых кормщиков для дальнейшего пути вверх по Волхову.
С трудом преодолев пороги, хорошо, что на низком берегу реки был устроен волок, он в конечном счете прибыл в Словенск и вырвался