Ударило в сердце чужое копье,
И жадно упало с небес воронье.
Как больно – ведь я еще жив!
Могильщики трупы уносят с полей,
Стоит караул у могилы моей.
Как больно – ведь я еще жив!
Другим возле чаши сидеть круговой,
А мне – дотлевать под высокой травой.
Как больно – ведь я еще жив!
Им пить за победу, добычу делить,
А мне лишь с червями могильными быть.
Как больно – ведь я еще жив!
Кто выжил, забудут – им жить, а мне – нет.
А снег заметет неглубокий мой след.
Как больно – ведь я еще жив!
За вольную волю все вместе мы шли.
И вот мы свободны – и я, и они.
Я с вами – ведь я еще жив!
Улада долго молчала, затем тряхнула головой:
– Плохая песня, наемник! Очень плохая!
Згур пожал плечами. Спорить не тянуло.
– И не потому плохая, что сложена плохо. Вы, волотичи, никак не можете забыть войну. И ты, Згур, ее не можешь забыть. Прошло двадцать лет! Сколько же еще вы будете воевать!
Она говорила серьезно, и Згуру внезапно показалось, что он слышит совсем другой голос – голос человека, которого он никогда не встречал, но уже успел возненавидеть. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский, тоже любит говорить о мире, о дружбе между улебами и волотичами. И тут в памяти зазвучал иной голос – негромкий, спокойный голос дяди Барсака. «Война не кончена, Згур! Запомни – война еще не кончена! Мы еще отомстим – за всех! И за твоего отца – тоже!» Улада не убивала его отца, но она ответит тоже. Всех, кто выше тележной чеки!
– Не могу понять, почему ты меня ненавидишь, сотник Згур?
Он вздрогнул. На миг почудилось, что дочь Ивора-предателя читает его мысли.
– Я думала, ты просто холоп, который не может простить господам, что он вышел из грязи. Но ты дедич, ты альбир Кеевой Гривны. Бедняга Черемош ночами не спит – тебе завидует…
Згур поглядел на чернявого и невольно улыбнулся. Хвала Матери Болот, спит! Славный парень, угораздило же его связаться с этой!..
– Если ты повздорил с кем-то в Коростене, то ни я, ни мой отец не виноваты. В чем дело, Згур? Если я тебя обидела, то… прости!
Так Улада с ним еще не разговаривала. И Згур понял, что сейчас не выдержит, расскажет этой девушке все. Вновь, уже в который раз, вспомнился сон, странный сон, в котором отец запрещал ему мстить. Ведь длинноносая не виновата в том, что сделал Палатин! Нет, нет, нельзя!
– О чем ты, сиятельная! Я просто наемник. Наемники не обижаются…
Он улыбнулся, но на душе было мерзко.
Разбудил его голос Черемоша. Згур с трудом открыл глаза. В лицо ударило утреннее солнце.
– Згур! Я грибов набрал, поджарим! Где огниво?
Огниво? Несколько мгновений он не мог понять, чего от него хотят. Ах, да!
– Ты же вчера брал. В сумке!
– Да вот оно, – послышался недовольный голос