А хорошо на нашей Веранде – или, как говорит Борис, на Фазенде. А что? Вроде как целый дом посреди сада, рядышком море шумит… А ведь если бы Гнус не съел Слона, не видать бы нам Веранды-Фазенды. Могуч был Слон, страшен. Еще десять назад здесь всем заправляла легендарная троица – Слон, Гнус и Шарап, тогда еще не Сенатор. Слон жил в этом доме, словно граф в Лангедоке. Все здесь кипело, гудело, иногда даже ревело, но порядок был железный, вокруг даже охрана бродила, из бравых «афганцев», которых Слон обильно угощал спиртом. Спирта же у Слона было – залейся, как и всего остального. Посторонних «афганцы» отсекали четко. Один раз бедняга Лука, попытавшийся пробраться к какой-то девице-чертежнице, улепетывал от них быстрее лани. Это с его-то соцнакоплениями!.. А копал Слон делово, на две монографии накопал. Вот тут Триумвират и распался. Гнус, ясное дело, озлился – сам-то он научной славой похвастать не может. Напустил он на друга-Слона комиссию, да не одну. И сколько Слон хоботом не размахивал, пришлось ему отсюда уходить. Говорят, все успокоиться не может, грозится вернуться…
…Съели Слона, повалили, повязали, погнали пинками, выкинули, выбросили, вслед плюнули. Тараканы суетятся в Слоновьей берлоге – ушлые, хищные, мелкие, гадкие…
Неказист, тесноват херсонесский наш дом.
Даже койку свою ты находишь с трудом.
Ерунда! Не бывает уютней оазис
Между Сциллою «до» и Харибдой «потом».
Воскресное утро начинается с приступа поэзии. Лука, едва продрав глаза, начинает декламировать импровизированные вирши – естественно, о вчерашних своих похождениях. Лука – заслуженный херсонесский поэт. Лирика, правда, у него не очень удается, но что касается так называемой сатиры… Причем в самом прямом значении – про сатиров. Ну и про здешних нимф, естественно. Конечно, главным героем поэз является он сам – на то и Лука. Жаль, цитировать его можно только в мужском обществе. Еще бы! …Пусть даже кровь моя застынет в венах я буду трам-там-там на херсонесских стенах, когда взойдет Аврора золотая, я буду трам-там-там в тиши сарая… Золотая Аврора – смелый образ, однако!
Из прозаического комментария становится ясно, что поселившиеся рядом с нами залетные птички не имеют прямого отношения к археологии, зато знакомы с кем-то из окружения Гнуса. Вот и осели в этом богоспасаемом месте.
Борис слушает нашего акына с несколько скептическим видом, но помалкивает. Лука же смело строит планы – видать, и в самом деле встал на боевую тропу.
…Лука, Лука! Когда я впервые увидел тебя, а было это, – ох, и давно же это было! – ты и впрямь был хорош. Но все проходит, усатенький ты наш. Где твой, штилем поэтическим выражаясь, стройный стан? И откуда эти обвислые щечки? Да еще Гусеница за спиной… Отгусарил ты, Лука! И я отгусарил, только я это понял еще после Второго Змеиного года, а вот ты все дергаешься,