В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и чёрным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым – днём и свинцово-серебряным – вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма – добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто не заставлял его.
Даже по выходным он думал об узком душном кабинете, о тоннах работающих компьютеров, о зажёванной принтером бумаге, о горьком остывшем чае, о слишком сладких конфетах, о необязательных разговорах и о радио с одинаковыми песнями.
Люди в офисах казались ему глубоко несчастными: это выдавало недовольство на лицах, холодность, раздражительность, резкость, грубый юмор, повальное курение. Мужчины целыми днями говорили про футбол и машины, про то, сколько раз они отжимают штангу в спортивном зале; женщины – про косметику, внуков и про то, какая подливка была сегодня в столовой.
После того как отца неожиданно не стало, молодой человек понял, что больше ничто его не держит на этом месте.
И он был счастлив, бесконечно счастлив, когда вышел на оживлённый проспект из здания автомобильной компании, зная, что больше никогда туда не вернётся. Пускай его поступок посчитают инфантильным и бессмысленным! Но в жизни людей, за которыми он наблюдал в течение минувшего года, смысла было не больше.
«Они не заставят меня испытывать чувство вины!»
Всё, о чём Кирилл недавно попросил брата, – это не говорить пока никому о том, что он ушёл со старой работы. Всё, что сделал брат, – тут же всем рассказал об этом.
Кирилл мрачно взглянул на Филиппа. Тот сидел не вмешиваясь, опустив глаза и собрав пальцы домиком.
«Заварил кашу и молчит. Ну и идиотский вид у тебя!»
– Я уважаю всё, что делал папа. Но делать то же, что и он, я не обязан.
– Зато я знаю, чего ты хочешь, – расходилась сестра, – ты хочешь теперь сидеть у мамы на шее, играть на гитарке и читать старые книги. Очень удобно и романтично!
Кирилл открыл было рот, чтобы ответить. Но от возмущения у него перехватило дыхание.
– Вы никогда не сидите у меня на шее… – начала мать, но Дарья прервала её.
– Не надо, мам! Не надо ему потворствовать. От такой работы и от таких денег не отказываются! Скажи ему, Петя. Что ты опять молчишь?!
«Это его нормальное состояние, – подумал Кирилл. – Зачем мешать?»
Муж сестры был худым долговязым молодым человеком с грустным взглядом и серыми кругами под глазами. Второй ребёнок был для него непосильной ношей, но жена настояла на своём. Пётр тоже работал в компании отца, и новость, кажется, обескуражила его больше остальных, так что он, и без того молчаливый,