Однако голос Селин затмевал даже ее красоту и актерские таланты. Она пела так, что слезы наворачивались на глаза. Все остальные исполнители казались по сравнению с ней жалкими дилетантами. Слушая Селин, я понимал, что она просто не в состоянии взять неверную ноту. Пение для нее – все равно, что вода для рыбы или воздух для человека. Это ее мир, ее среда, и петь сложнейшие партии для нее также естественно и нетяжело, как для нас дышать или для птицы лететь. Я был заколдован и повержен в прах. Я сходил с ума, потому что на моих глазах совершалось чудо – богиня сошла со своего небесного трона на один вечер, чтобы продемонстрировать смертным, что в мире есть еще место истинной Красоте…
Как закончился спектакль, я не помню. Кажется, музыка стихла, и в зрительной зале вспыхнули мириады электрических лампочек. В едином порыве зрители повскакивали со своих мест и зааплодировали. Артисты кланялись, и изо всех концов зала плыли цветы, от скромных букетов до пышных корзин. Все складывали к ногам Селин Дарнье, которая с королевской простотой принимала эти знаки внимания.
Как во сне я вышел из театра. Кто-то заговаривал со мной, я что-то отвечал, не задумываясь и не видя лиц собеседников. Перед моим внутренним взором стояло лицо Селин, прекрасное, холодное и недоступное. Тогда я еще не думал о ней, как о женщине. Она была для меня неземным существом, чей необычайный блеск слепит глаза обычного человека. Я уже боготворил Селину, но еще не представлял себе, что ее можно любить…
Моя парижская неделя растянулась на целый месяц. Город потерял для меня былое очарование. Я купил билеты на все спектакли, где была задействована Селин. «Тоску» я посмотрел четырнадцать раз и выучил наизусть все либретто оперы. Я запомнил расположение актеров на сцене, их костюмы, особенности голосов, ужимки.
Лишь одна Селина не переставала удивлять меня. Она была разной на каждом спектакле. Ее Тоска была то нежной и уступчивой, то храброй и непокорной, то соблазнительной, то девически наивной, то мягкой, то неистовой… И каждый раз она была невероятно красивой. Я уже тщательно изучил лицо Селины, но оно все равно поражало меня совершенством своих черт. Через месяц я понял, что больше не могу любоваться своим божеством на расстоянии. Мне захотелось взглянуть на нее поближе.
Устроить знакомство с мировой знаменитостью было проще, чем я предполагал. Полезно иметь связи в высшем свете, как бы я ни относился к светской жизни. Среди парижских друзей моей матери оказалось немало людей, кто давал приемы в честь примадонны Гранд-Опера. Селин Дарнье была чрезвычайно модна в то время. Я без труда получил