– Я подумала было, что Хават опять проглядел и Юйэ вовсе не был Суккским доктором, – задумчиво проговорила Джессика.
– Он был тем, кем мы его считали, – ответил Пауль, подумал: «Почему она так медленно осознает такие простые вещи?» Вслух же он сказал: – Если Айдахо не доберется до Кинеса, мы…
– Он – не единственная наша надежда, – перебила Джессика.
– Я хотел сказать не о том.
Она услышала в его голосе стальные, повелительные нотки и удивленно взглянула сквозь сумрак палатки на сына. Темный силуэт на фоне посеребренных луною скал, видневшихся сквозь прозрачную торцевую стенку диститента.
– Наверняка спасся еще кто-то из людей твоего отца, – сказала она. – Мы должны их собрать, найти…
– Нам придется рассчитывать только на себя, – жестко сказал Пауль. – И наша первая забота – это фамильный ядерный арсенал. Мы должны получить его прежде, чем до него доберутся Харконнены.
– Вряд ли им удастся найти наше ядерное оружие, – возразила Джессика. – Вспомни, как оно спрятано!
– Мы не можем рисковать.
Она подумала: «Он рассчитывал угрожать планете и запасам Пряности фамильным атомным оружием. Шантаж – вот что у него на уме! Но если он решится… все, на что он сможет рассчитывать, – это бегство, отступничество, жизнь без имени…»
Слова матери вызвали у Пауля мысль о людях, погибших в эту ночь. Это была уже мысль герцога. «Люди – вот истинная сила Великих Домов», – подумал Пауль и вспомнил слова Хавата: «Грустно расставаться с людьми, а место – это всего лишь место».
– За них сардаукары, – сказала Джессика. – Придется ждать, пока сардаукары не уйдут.
– Они думают, что поймали нас между Пустыней и сардаукарами, – ответил Пауль. – Они хотят, чтобы не осталось никого из Дома Атрейдес. Тотальное уничтожение – вот их цель. Так что не стоит рассчитывать на то, что кто-то из наших спасется.
– Не могут же они бесконечно рисковать раскрыть роль Императора в случившемся!
– Разве?
– Но ведь хоть кто-то из наших людей спасется, и…
– Ты веришь, что кто-то может спастись?
Джессика отвернулась, испуганная горькой силой в голосе сына. В нем звучала точнейшая оценка шансов. Она почувствовала, что разум сына неожиданно сделал скачок и был теперь гораздо мощнее ее разума; теперь Пауль в некоторых отношениях видел много больше, чем она. Джессика сама участвовала в формировании этого разума – но теперь вдруг ощутила страх перед ним. Она подумала о герцоге, о своем потерянном прибежище – и слезы обожгли ее глаза.
«Такова судьба, Лето, – подумала она. – Сказано: «Время любить и время скорбеть…» – Она положила руку на свой живот, сконцентрировала внимание на эмбрионе. – Вот во мне дочь Атрейдеса – та, которую мне было велено произвести на свет. Но Преподобная ошибалась: дочь не спасла бы моего Лето. Это дитя – всего лишь жизнь, которая среди смерти и разрушения