А потом вдруг, нежданно-негаданно, в одной курточке среди зимы взял да и сгинул – ушел обратно в общежитие.
Свой первый брачный опыт позже оценивал негативно и скупо: «Это была ошибка. Там, в первой семье, нам даже товарищеские отношения наладить не удалось. С самого начала было ясно, что нам не быть вместе. Моя вина…»
В театре наши влюбленные теряли головы, не знали, как себя вести на глазах у всех, как друг друга потихоньку приласкать. Иногда стояли под сенью пыльных кулис, как неприкаянные лошади. Нина клала голову ему на плечо, молчала. Он дарил ей свои стихи, написанные на каких-то газетных обрывках.
«То, что мы так стремились скрыть ото всех, на самом деле ни для кого тайной не было, – усмехался потом Филатов. – Нас выдавали глаза, интонация голоса. А нам казалось, что мы такие конспираторы!.. Но тяжесть на душе была… Я передать не могу. И длилось так несколько лет: мы встречались, но ни она не уходила из семьи, ни я. Нина первая разошлась со своим мужем, а я еще два года был в браке…»
Золотухин же в своих «Таганских дневниках», терзаясь наедине с листом бумаги, не мог сдержать своего бессильного гнева: «Мне надоел ваш флирт, будь он в самой расшутливой, безобидной форме. Запретить его я не властен, если хочется – что ж – но не делайте этого на глазах всего театра – мне стыдно, ты меня позоришь, мне говорят люди… вас видят вместе на улице и мне говорят, мне надоело сохранять интеллигентность… прошу запомнить: если я вас увижу где-нибудь вместе – на улице или в театре (исключая сцену), пеняйте на себя, я подчеркиваю – на себя, вам не поздоровится обоим, и тебе – в первую очередь – подойду и хрясну по роже при всем честном народе».
Так они и испугались этих угроз неутомимого «летописца Нестора»…
Долгие годы Филатов наотрез отказывался что-либо говорить о Валерии Золотухине, справедливо полагая: «В конце концов, не он у меня жену отбил, а я у него. И Денис, которого он на свет произвел, называет отцом меня…» Но о скандально известных дневниках своего коллеги по театру высказался зло и точно, как чемпион по снайперской стрельбе легко попадает в яблочко мишени: «Это, по-моему, дневники Смердякова». «Я Золотухину так и сказал, но он, по-моему, не понял… Он ведь очень простодушный человек. До безобразия».
Нине Сергеевне можно простить беспощадность по отношению к своему первому мужу: «Очень хочется написать мемуары и ответить, наконец, Золотухину на его вранье… Надоел…Он хвастлив, тщеславен, и всех, с кем сталкивается в жизни, хочет принизить до своего уровня… Я не могу пропустить его ложь в отношении Лени, который якобы приходил играть спектакли пьяным. Леня никогда не опустится до полемики