Болезнь ума и сердца роковая,
И показалось мерзким все кругом:
Тюрьмою – родина, могилой – отчий дом.[68]
Как утверждал Вальтер Скотт, герой Байрона «…предстал перед публикой, исполненный презрения к тем благам, к которым как будто стремится большинство людей. Чайлд-Гарольд изображен человеком, пресыщенным слишком доступными ему наслаждениями; в перемене мест и обстановки он ищет исцеления от скуки жизни, проходящей без цели».[69] Не зря вечно сопутствующими байроновскому пилигриму романтическими атрибутами стали посох паломника и лира поэта.
Иными словами, в годы страшнейшего общеевропейского катаклизма и последовавшей затем эйфории победы Байрон впервые в мировой литературе попытался показать человека в поиске святости вне Бога, а точнее, ищущего святости в дьявольском. Именно поэтому «Паломничество Чайльд-Гарольда» нередко называют богоборческим произведением.
Смирившись с идентификацией его с Чайльд-Гарольдом, Байрон собственной судьбой продемонстрировал жизненный итог своего пилигрима. Четвертую песнь поэмы писал в Венеции толстеющий, опустившийся лорд – один из богатейших людей Европы. Все ему было скучно и неинтересно, даже собственная маленькая дочь Аллегра, которая умерла в забвении, поскольку кроме отца некому было о ней позаботиться.
В демократической, а затем и в советской литературе постоянно пытались идеализировать участие Байрона в национально-освободительной борьбе итальянского и греческого народов. На деле же вожди этих движений рассматривали Байрона как бездонный денежный мешок, который они могли пользовать в собственных интересах. Благо романтически настроенный, закисший от скуки поэт был неприспособлен к реалиям революционной жизни. Бестолковое вмешательство Байрона в 1823 г. в греческое восстание казалось ему самому спасительной ниточкой из мира праздного прозябания, но лишь смутило вождя греков князя Маврокордато. От поэта отделались, передав под его начало отряд сулиотов, которым он платил жалованье из своего кармана.
Так ни разу и не вступив в бой, даже ни разу не увидев врага, Байрон погиб не просто бессмысленно, но чудовищно бессмысленно. Он искупался в холодном море, простудился, не долечившись, пожелал совершить конную прогулку, попал под ледяной дождь и 19 апреля 1824 г. умер, видимо, от воспаления легких. Поэта немедленно провозгласили героем греческого национально-освободительного движения и невинной жертвой османских феодалов.
Возможность оказаться святым и высокомерным учителем людей, лишь пассивно созерцая презренный мир человеков, сделала Чайльд-Гарольда одним из любимейших героев европейской аристократии. В обществе стало модно созерцать толпу с холодным безразличием аналитика и критика. Мода эта породила в литературе целую плеяду новых Чайльд-Гарольдов. Особенно ярко проявилось это в России. Ведь Чацкий, Онегин, Печорин, даже Базаров, пусть и в меньшей степени, но все же все они наследники Чайльд-Гарольда, бесплодные и бессмысленные в абстракте своих нравоучений.
Сэмюел Пиквик