Проморгавшись, я увидела во внутреннем дворике человека в синем пластиковом дождевике с поднятым капюшоном. Мужчина это или женщина, понять было невозможно – я видела фигуру в синем со спины. Человек, пригнувшись, торопливо нырнул под арку в каменной стене и скрылся. Я наблюдала его всего пару секунд, но успела засечь взглядом фотоаппарат на плече.
Ничего себе! Я с растрепанной прической, размазанным макияжем и в костюме голой королевы доверчиво и непринужденно выглядываю в окно, и в этот момент какой-то псих меня снимает?!
Впервые я искренне посочувствовала знаменитостям, за которыми охотятся папарацци, хотя остатки скромности не позволили мне думать, будто фотограф поджидал в засаде за цветочной горкой именно меня. Даже на родине моя писательская слава не достигла уровня, который предполагает назойливое внимание прессы.
Спустя полтора часа, потраченных на приведение себя в полную боеготовность, я спустилась в холл. Портье всем своим видом изобразил восторг по поводу нашей с ним встречи, но я ему эту радость быстро испортила.
– У вас во дворе прятался какой-то сумасшедший с фотокамерой! – с претензией сказала я, отдавая на хранение ключ от своего номера.
Он был тяжелый, металлический, с увесистым брелоком-бомбочкой и не помещался в мою вечернюю сумочку.
– Этот чокнутый фотограф щелкнул меня раздетой, когда я выглянула в окно!
– О, мадам! Мне так неловко! Прошу прощения, поверьте, что впредь мы ничего подобного не допустим! – жарко заверил меня миниатюрный, под стать крошечному холлу, портье.
При этом глаза у него забегали так подозрительно, что я бы подумала, будто он самолично партизанил у фонтана с фотоаппаратом, если бы тот человек в синем дождевике не был намного крупнее.
– Надеюсь, что так. Я остановилась у вас в надежде на спокойный отдых! – строго сказала я заведомую неправду.
Спокойный отдых – это не мой стиль. Я люблю, когда жизнь кипит, как лапша в кастрюльке!
– Кстати, о лапше! – встрепенулся внутренний голос.
Я сглотнула слюнки. Кушать хотелось очень, и почти все равно, что именно, не обязательно лапшу.
Однако в кондитерскую напротив отеля я заходить не стала, ограничилась долгим взглядом сквозь стекло. В заведении было почти пусто, лишь за одним из столиков сидела нарядная нарумяненная старушка в компании крошечной гладкошерстной собачонки комично гламурного вида.
На псинке были бархатная попонка с вышитым лейблом Dolce & Gabbana и малюсенькая фуражка, непонятным образом закрепленная на собачьей голове. Я понадеялась, что ее не прибили к черепу животного гвоздиком. Вела себя собачка так глупо, словно ее и без того неразвитый головной мозг получил тяжелое повреждение: увидев меня, она запрыгала на стуле, как резиновый мячик, заливаясь смехотворным