Однако этим история с юной красавицей боярыней не закончилась. Данный, казалось бы совершенно незначительный для будущего отчета в Управлении, эпизод получил неожиданное продолжение на другой день.
Дело в том, что молодая красавица боярыня вновь приехала на пожарище.
– Смотри! – шепнул Горбунов Коптину. – Опять она тут!
– Да вижу я.
– Чего это она? Один раз понятно – пожарище посмотреть. Женское любопытство. Тут без вопросов. Но снова?
– Может, сгорело у нее тут что-то…
– Во дворце-то в царском? Сомневаюсь. Да и от лошадей, гляди, до сих пор пар валит. Гнала, значит, торопилась. Да?
– Не знаю, – пожал плечами Коптин.
– А вот я знаю, пожалуй. – Майор поднял с земли железяку и, осмотрев ее, бросил: – Ерунда. Разгадка проста. Она в тебя втюрилась. Сам посмотри, так глазами в тебя и стреляет.
– А может, в тебя? – предположил Коптин.
– Э-э, нет. Я бы почувствовал. Что молчишь?
– А что мне теперь, петь, что ли?
– Да, радоваться нечему. Это верно. Лучше и не пробовать. Служба безопасности потом семь шкур спустит. Не рад будешь, что на свет родился.
– Да бросьте вы, пожалуйста!
– Ого, на «вы» начал? Ну, значит, достало… Эк пробрало-то тебя!
Майор был прав; Коптин понял это час спустя, когда рядом с ним, только что закончившим обстоятельный разговор с тремя бывшими псарями, прискакавшими сюда по старой памяти помародерствовать, возникла одна из мамок, сопровождавших боярыню.
– Бог в помощь!
– Спасибо, – поклонился Коптин. – И тебе дай Бог, бабушка.
– Ишь, горе-то какое! – Старушка указала взглядом на пожарище. – Вот наказал-то нас Бог!
– Да, горе горькое… – согласился Коптин и добавил как-то невпопад: – А боярыня-то у вас красавица какая!
– Так ведь и ты, добрый молодец, ей приглянулся, – простодушно отреагировала мамка. – Вчера аж до полуночи уснуть не могла, тебя вспоминаючи.
– Правда?!
– Что ж я врать-то тебе буду, добрый молодец, мне до Врат Небесных два понедельника кашлять осталось!
– Типун вам на язык за слова-то такие!
– Ну, где ж ты тут, Лукерья? – раздался вдруг мелодичный голос, и из-за кучи изразцов, бывших три дня назад печкой, показалась юная красавица в песцах. – Ах! – довольно правдоподобно испугалась она, словно бы невзначай увидев Коптина. – Здравствуй, боярин! Ты куда запропастилась-то, Лукерья? Мы уж испугались, вдруг ты в подвал какой провалилась?
– Нет, не проваливалась. Я, как ты и просила, с боярином пригожим языком зацепилась!
– Что ж ты говоришь-то непотребное?! – Щеки боярыни вспыхнули в морозных лучах февральского солнца, как алые паруса в Коктебельском заливе…
– Ой! – спохватилась мамка, схватившись за щеку, будто у нее внезапно заболел зуб. – Твоя правда, язык-то как помело, сором лает… Ты прости меня, боярин…
– Бог простит, и я прощу! – улыбнулся Коптин.
– Как