Вокина наклонилась над телом и зацокала языком:
– Ты сразу побежала выполнять просьбу шефа?
– Сначала съела шоколадку, попила воды и заглянула в туалет, – честно призналась я.
Лена попыталась нахмуриться, но потом заржала:
– Ой, не могу! Лампа! Включи мозги! Перед тобой череп с широко открытыми глазами. Такое бывает?
– Ну, по-всякому случается, – осторожно ответила я, – если честно, я не сильна в медицинской экспертизе.
Вокина с жалостью взглянула на меня:
– Романова, она резиновая.
– В смысле? – растерялась я.
– Прикол, – захихикала Лена. – Это манекен. Сегодня не первое апреля, на дворе июль, но в конторе полно шутников, тебя просто разыграли. Теперь ясно?
– Что? – одними губами спросила я, пытаясь сдержать негодование.
– Мне по внутреннему кто-то позвонил и велел гнать к переговорной, – объяснила Вокина, – сказал: «Давай, на ать-два, несись во вторую, да прихвати набор для реанимации, Лампе может стать плохо».
– Ты не узнала голос? – прошипела я.
– Неа, – легкомысленно призналась Ленка, – но ведь внутренней линией исключительно свои пользуются. Крутая кукла! Эй, ты куда?
– Разбираться с приколистом, – процедила я и помчалась в главную гостиную.
Макс обожает розыгрыши, подбросить в чай пластиковую муху или подложить в сумку нервной девицы искусственную мышь для него милое дело. Но мертвая «старушка» в кресле! Согласитесь, эта шутка за гранью добра и зла.
Позабыв от возмущения роль покорной подчиненной, я влетела в комнату, увидела Макса в одном из громадных кресел, а во втором еще одну куклу, на сей раз не столь искусно сделанную, как «бабушка». Компанию мужу составлял манекен, отдаленно напоминавший мужчину. Манекен был мелким, весил явно меньше меня, с коротенькими ручками-ножками. Да и одет он был как-то по-цыгански: ярко-красная рубашка, белые брюки, мокасины, похоже, из кожи угря, парочка перстней на пальцах и здоровенные часы на запястье. Мелкие черные кудри, белесые ресницы и рыжие брови дополняли картину.
– Все, – топнула я ногой, – больше ты меня здесь не увидишь! Идиот! Кретин! Дурак!
– Лампа, успокойся, – велел Макс.
Но меня понесло:
– Болван! Разве можно так шутить?
– Как? – прикинулся незабудкой приколист.
– Ты посадил в переговорной череп! – заорала я.
Максим встал, налил в стакан воды и подал мне его с самым заботливым видом.
– Выпей, милая. Прости, что делаю тебе замечание, но череп не может сидеть, у него отсутствует, так сказать, седалищная часть.
– У черепа старухи есть все необходимое, – возмутилась я, – ноги, руки и прочее!
Максим опустил глаза:
– Понятия не имею, о чем ты!
От негодования у меня пропал голос, но уже через секунду дар речи вернулся в полном объеме, и я возмутилась:
– Немедленно перестань прикидываться невинной овцой!
– Скорей