Не могу эту радость в себе удержать. Не поверите – сердце заходится в гимне. От восторга мне хочется к стенке прижать аспирантку Мелиссу. Мелисса, скажи мне: вот когда бы ваш Буш, провались он сто раз за попытку давленья на русскую душу, медицинские отнял страховки у вас – вы пошли бы на стрит с благодарностью Бушу? Идиот, – говорит мне Мелисса в ответ и при этом старается выглядеть строже, – мы бы сразу импичмент ему, и привет! И не тискай меня, не Россия же все же.
Вот поэтому вы – не великий народ. Вот поэтому мы – гегемон на планете. Только жаль, что меня не берут в оборот, что идут без меня демонстрации эти! Ведь на мне – все того же величья печать, тут в Америке я – как свинья в кринолине, мне хотелось бы тоже идти и кричать, чтоб от этого вздрогнули все в Каролине! И один, без знамен, полусумраком скрыт, на прохожих таращась, как снулая рыба, я иду к себе в кампус по Southern Street и шепчу в восхищении: «Путин, спасибо!»
КВОТНИЦЫ
Февраль 2005. Председатель Центризбиркома Александр Вешняков представил новую редакцию закона «О выборах депутатов Госдумы». Он предлагает ввести «гендерную квоту», согласно которой в партийных списках должно быть не менее 30% женщин.
Стал Вешняков вводить на женщин квоты: сперва – в Госдуме, дальше – по стране. Сначала я сказал себе: «Да что ты!», но вдумался – а почему бы не? Не меньше трети надо их в Госдуме. И каждой чтоб регламент – полчаса, чтоб больше не тонули в общем шуме их звонкие, живые голоса. Отличнейшая мера (я серьезен). Без них парламент действует с трудом. Ведь женщины же лучше, чем Рогозин, и точно уж, чем Слиска! (Ой, пардон…) Процент козлов хоть так бы стал уменьшен. Окрестный мрак не так бы стал глубок. И вообще, квотированье женщин – отличная идея, видит бог! Возьмем меня. Живу и в ус не дую, а жизнь моя меж тем обделена. Я трачу время на чухню любую, а много ли на женщин? Ни хрена! Того не можно более терпети. Прошу закон из нескольких статей, чтоб тратил я на них не меньше трети рабочих дней. Могу до двух третей. Опять же деньги: вот живу, не плачу, зарплата есть, хватает для житья – но как же мало я на женщин трачу! (Жена не в счет, она второе «я».) И вновь о деле: скажем, я не чайник, однако на работе, господа, терзает дважды в день меня начальник – а женщины буквально никогда! Я требую на это тоже квоты! Чтоб в день хоть раз (но я согласен пять) меня могла потребовать с работы на свой ковер любая. И терзать. Потом метро: тут тоже нет причины отбрасывать предложенную треть. Войдешь в вагон, бывало, – сплошь мужчины, и все уроды, не на что смотреть! Буквально стало ездить неприятно. Представить их в постели – просто страх. Хорошенькие бабы, вероятно, раскатывают сверху в бумерах. Я требую ограниченья эти распространить на наши поезда, чтоб в каждом было их не меньше трети, хорошеньких! И у любой… ну да! И у любой – открытая улыбка! Я греюсь под лучами женских глаз. Мне кажется, ужасная ошибка, что нету их в правительстве у нас. Вот так, бывало, смотришь на Фрадкова или на Шойгу, боже упаси, – и наслажденья в этом никакого, и кажется, что страшно