Я вспоминала, и не раз, как мне однажды сказала Нора:
– Человеку честному и порядочному здесь тяжко приходится – семь шкур снимут и выживут-таки. Сожрут в два счета и косточек не выплюнут…
Но я была слишком глупа и наивна в ту пору и ничего такого просто не хотела замечать, считая, что это всё-таки «клевета на людей» – а если что не так, то это просто «от недогляда»… Все эти печальные истины во всей своей пугающей полноте открылись мне лишь год спустя.
…А в те давние дни мне, естественно, казалось, что люди, здесь работающие – и Татьяна Степановна, и Людмила Семёновна, и Матрона, и, конечно же, Нора (кстати, она оказалась единственной, кто не принимал участия в «акциях» против меня), тоже когда-то пришли сюда с такими же мыслями и чувствами, что и я, и так же, как и я, хотели сделать для несчастных детей всё возможное. И не их вина, что не всё получалось.
.. И всё же в те времена я была по-человечески очень счастлива – как никогда больше в жизни. Даже собственные дети, хоть и были для меня огромным счастьем, всё же не были для меня более значимы, любимы, чем детдомовцы. Я уже знала, что с моими всё будет в порядке, они у ж е на ногах, несмотря на свой нежный возраст. И у них есть хорошо защищенные тылы – дом и мама. Мы с ними были одной командой.
У этих же детей в головах царил полный кавардак, тылов никаких, а мамы, если и были, то вообще бог знает чем занимались, но только – не своими детьми.
Потому и радость, которая меня переполняла, когда что-либо вдруг получалось, была несоизмеримо ярче. Это было настоящее блаженство – видеть, как отогреваются эти ледышки, как открываются души, скомканные, израненные ранним тяжелым опытом жестокой и несправедливой жизни. Они начинали улыбаться – ясно, чисто по-детски. А я просто катастрофически глупела от всего этого счастья.
Да, тогда я была счастлива – абсолютно и безоговорочно.
А от счастья, случается, и слепнут.
Глава 8. Бить при свидетелях?.. Ребятки, я на минуточку…
Бывшие – полновластные правители этого дома. И все молчаливо принимали этот негласный правопорядок. Расстановка акцентов была такой: педагогами заправляла, конечно, Людмила Семёновна, а в среде воспитанников верховодили бывшие. Воспитатели, особенно новенькие, поначалу никакой заметной роли в жизни детдома не играли. А если вдруг начинали «высовываться» – немедленный укорот… В иерархии детдома, и так велось испокон веку, бывшие – высшая каста. За ними следовали те, кому скоро выпускаться, затем те, кому через год. И так далее. Особое положение занимала группа воспитанников, уже побывавших в местах заключения – в детприёмниках (куда помещали без проблем, для устрашения чаще всего), в спецшколах для малолетних преступников и колониях. Несколько отдельно от них, но тоже особо, стояли те, кто уже прошел