Удивился змей:
– Может, у тебя и пироги к цяю-то?
– Как же! С грибами, с капустой и сметанка к ним.
– Андель-андель, я поисть люблю. А то третий день цяй пустой дую.
Села Евдокия со змеем цяй пить. Змей цяю отпил, пироги подмел, сметану из горшка вылизал, отвалился и говорит:
– Хитра ты, баба. Прямо будто сестра мне, из хвостатых. Сказывай, зацем пришла.
– А зацем, змеюшка, – спрашиват Евдокия, – родню мою унес?
– Ах, вон ты! Ну, цё забрал, то мое, – отвецят. – Не проси, не верну. А вот в жены тебя я б сосватал. Избу прибирать. Видишь, грязь каку развел, самому противно.
А Евдокия ему:
– И рада бы, змеюшка, нравишься ты мне. Да вот не могу.
– Это как это? Это цё, свой мужик у тебя? Так я его съим.
– Нет, змеюшка, ты сам меня сестрой назвал. А на сестре жениться видан ли грех? Слово-то силы назад не имеет.
Змей, как курица, под потолок взлетел:
– Ну, баба! Ну, умна! Ладно, одного кого-нибудь отпущу. Выбирай!
Задумалась Евдокия: то-то задаця, не цюжие ведь, жалко.
– Брата, – говорит, – отдай.
– Как брата? Да ты цё? – удивился змей. – А деток не жаль? А мужика своего? Баба ты или нет?
– Жаль, змеюшка. Только мамку взять – она уж в могиле одной ногой. Сестер взять – замуж выйдут, как и нет их. Мужика взять – так я себе еще другого найду, опять и детки пойдут. А вот брата полнородна у меня больше не бут.
– Ну, баба! – охнул змей. – Ну, умна! Всех бери! Ради такой бабы ницё не жалко.
Воротилася в деревню вся Евдокиина родня, и зажили себе не хуже прежнего. А змей еще три года по Евдокии вздыхал, да куды ему!
С рукомойника сорвалась в пустую лохань капля, загудела. Мамка тронула большой рукой мокрое пятно от чая на скатерти…
– Понравилася сказка?
Рот Настёхин скривился, вниз растекаться стал:
– А поцему мамка одной ногой в могиле?
– Так мамки все помират. Ну вот, опять готова реветь. Погоди, я же не помираю еще. С вами помирать – и платья нарядна нету.
– Хитра мамка про меня сказки социнять. – Фаддейка щурил глаз довольным котом.
– Как про тебя?
– А куды, мол, змею до Васеньи?
– Так баба-то Евдокия, а не Васенья.
– Так змей – то ж я. Зря ты, цё ли, змеями нас ругашь? И грязь, мол, тоже я развожу.
– Тьфу, Фаддейка, Васенья с ума у тебя нейдет, так хоть меня не путай. Сосватал бы этой осенью, и делу конец.
Тринадцатую осень от начала века задувала морянка. Рябина в тот год рясно цвела – много овса будет…
Обиделся вроде Фаддейка:
– Ты, мамка, думашь, совсем я никудышный. А у тебя, помнится, браги в заначке – пьяной, овсяной…
– Ой, ты цё надумал-то? Браги, а?
– Много ли осени осталося? Васенью сватать пойду.
Мамке смешно:
– Шути, кувшин, поколе ухо оторвется.
– А вот я пойду и сосватаю! – сказал, как топором отрубил.
Тут струхнула мамка: