Что делать? Из рассказов о новых людях. Николай Гаврилович Чернышевский

сорту читателей (большинству записных литературных людей показывает – ведь оно состоит из проницательнейших господ), не показывает ли это, говорю я, что Кирсанов и Лопухов были люди сухие, без эстетической жилки? Это было еще недавно модным выражением у эстетических литераторов с возвышенными стремлениями: «эстетическая жилка», может быть, и теперь остается модным у них выражением, – не знаю, я давно их не видал. Натурально ли, чтобы молодые люди, если в них есть капля вкуса и хоть маленький кусочек сердца, не поинтересовались вопросом о лице, говоря про девушку? Конечно, это люди без художественного чувства (эстетической жилки). А по мнению других, изучавших натуру человека, в кругах, еще более богатых эстетическим чувством, чем компания наших эстетических литераторов, молодые люди в таких случаях непременно потолкуют о женщине даже с самой пластической стороны. Оно так и было, да не теперь, господа; оно и теперь так бывает, да не в той части молодежи, которая одна и называется нынешней молодежью. Это, господа, странная молодежь.

      XI

      – Что, мой друг, все еще нет места?

      – Нет еще, Вера Павловна; но не унывайте, найдется. Каждый день я бываю в двух, в трех семействах. Нельзя же, чтобы не нашлось наконец порядочное, в котором можно жить.

      – Ах, но если бы вы знали, мой друг, как тяжело, тяжело мне оставаться здесь. Когда мне не представлялось близко возможности избавиться от этого унижения, этой гадости, я насильно держала себя в каком-то мертвом бесчувствии. Но теперь, мой друг, слишком душно в этом гнилом, гадком воздухе.

      – Терпение, терпение, Вера Павловна, найдем!

      В этом роде были разговоры с неделю. – Вторник:

      – Терпение, терпение, Вера Павловна, найдем.

      – Друг мой, сколько хлопот вам, сколько потери времени! Чем я вознагражу вас?

      – Вы вознаградите меня, мой друг, если не рассердитесь.

      Лопухов сказал и смутился. Верочка посмотрела на него – нет, он не то что не договорил, он не думал продолжать, он ждет от нее ответа.

      – Да за что же, мой друг, что вы сделали?

      Лопухов еще больше смутился и как будто опечалился.

      – Что с вами, мой друг?

      – Да, вы и не заметили, – он сказал это так грустно и потом засмеялся так весело. – Ах, Боже мой, как я глуп, как я глуп! Простите меня, мой друг!

      – Ну, что такое?

      – Ничего. Вы уж наградили меня.

      – Ах, вот что! Какой же вы чудак! Ну, хорошо, зовите так.

      В четверг было гамлетовское испытание по Саксону Грамматику. После того на несколько дней Марья Алексевна дает себе некоторый (небольшой) отдых в надзоре.

      Суббота. После чаю Марья Алексевна уходит считать белье, принесенное прачкою.

      – Мой друг, дело, кажется, устроится.

      – Да? – Если так… ах, Боже мой… ах, Боже мой, скорее! Я, кажется, умру, если это еще продлится. Когда же и как?

      – Решится завтра. Почти, почти несомненная надежда.

      – Что же, как же?

      – Держите себя смирно, мой друг: заметят! Вы чуть не прыгаете от радости. Ведь