– Ни с одной живой душой, – заверил я.
Полицейский положил блокнот обратно в карман и окинул меня долгим взглядом, который мне не понравился. Затем опустил голову и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Черт возьми! – И снова посмотрел на меня. – Вы, циркачи, не любите копов, правда?
Вопрос застал меня врасплох.
– Многие, наверное, не любят, – пробормотал я.
– Почему?
– Они… мы… считаем, что закон направлен против нас, потому что полиция арестовывает наши лучшие киоски в большинстве городов, где мы выступаем, и…
– Разве мы мешаем честным, законопослушным и достойным людям?
– Ну…
– Сам подумай: во что превратится передвижной цирк, если ему позволить делать все что вздумается и никому не будет до этого дела? Ваши игры типа «брось монетку», которые и так граничат с азартными, превратятся в мошенничество типа игры «в скорлупки» или «три карты», а это сплошное воровство, ведь там все так подтасовано, что с таким же успехом вы могли бы отбирать у дураков деньги под дулом пистолета. Ваши куч-шоу превратятся в откровенный стриптиз, да на задах еще поставите палаточки для клиентов, которые захотят поближе познакомиться после…
– С чего, – перебил я, – вы взяли, что в цирке работают шлюхи? Это не так.
– Потому что закон не позволяет… – Он помолчал. – Ну, не смотри на меня так. Я не имел в виду тех девушек, которые работают у вас сейчас. По крайней мере, не всех. Я хотел сказать, что цирк стал бы нанимать шлюшек, которые бы всем давали. А киоски с сахарной ватой торговали бы травкой, а не воздушным сахаром, а эти ваши сайд-шоу… Черт побери, давай не будем об этом.
– Если в цирке творятся вещи, которые нарушают закон, то только потому, что народу нравится на это глазеть. Вашим же горожанам.
Коп вздохнул:
– Эд, если бы большинство горожан хотели поучаствовать в азартных играх и поглазеть на всякие непристойности, все это творилось бы в городе. Никому не пришлось бы идти за этим в цирк. – Он окинул меня угрюмым взглядом. – Значит, копы вам не по душе, вот вы и врете им напропалую.
– Что вы хотите сказать?
– Вчера ты лег спать до нашего приезда, верно? И утром ни с кем и словом не обмолвился? Но ты и без меня знал, что убитый – лилипут, а не ребенок. Каким образом? Никто этого не знал, пока мы не приехали и не перевернули тело.
– Вот черт! – скривившись, пробурчал я. Меня тошнило от собственной тупости. – Я проснулся, когда дядя Эм ложился спать. Он мне и рассказал.
– Ясно, – кивнул коп, как будто поверив мне. Он сдвинул шляпу назад. – Ты не знал убитого лилипута?
– Нет, – ответил я. Выражение его лица изменилось, и я поспешно добавил: – Не нужно злиться. Лица его я не видел, но я все равно уверен, что не знаю его. Причина проста: я не знаю ни одного лилипута, кроме Майора Моута, а дядя Эм сказал, что это не Майор.
– Хорошо, Эд. Но мне нужно, чтобы ты посмотрел фото, которое мы сделали вчера ночью. Просто для протокола. – Коп вынул из кармана фотографию и протянул ее мне.
Я взял