Поход в ванную комнату бодрости не прибавил. Утро вообще всегда было сонным и проходило «на автомате». Володя вставал в полудреме, одевался, собирался. Иногда выныривал из дремотного состояния за завтраком, когда папе или маме приходило в голову пообщаться с ним.
На кухне стоял пряный дух. Мама жарила яичницу с помидорами и луком. Помимо привычных ингредиентов она добавляла туда хитрую смесь приправ, отчего студенческое блюдо приобретало пикантный вкус.
Папа читал какую-то распечатку, усиленно размешивая в чашке сахар, который, наверное, давно растворился. Сколько Володя помнил, отец всегда садился за стол с пачкой исписанной или оттарабаненной на машинке бумаги. Позже эти пачки сменились принтерными распечатками. Только суть не менялась. Папа всегда сидел с карандашом над своей ли, чужой ли статьей, диссертацией, курсовой, дипломной или еще какой работой. Причем эта околоисторическая околонаучная писанина имела весьма взрывоопасный характер, она намертво разрушала связь папы с внешним миром.
– Доброе утро, – улыбнулась мама от плиты.
Папа не пошевелился, если не считать руки, скребущей ложечкой по донышку чашки.
– Доброе. – Володя сел к столу и принялся уминать заботливо подставленную яичницу. Сегодня завтрак проходил в тишине. Папа был занят, Володя пребывал в состоянии полудремы, а мама, видимо, решила не беспокоить обоих.
И вдруг отец оставил в покое ложку, бросил распечатку на стол и вбуравился пальцами в виски.
– Черт знает что такое! – проворчал он. – Одни кретины придумывают сложные темы, другие берут их в разработку для курсовой. А всплески маразма читает потом Игорь Анатольевич.
– Не сердись, Игорь Анатольевич, – подмигнул папе Володя. – Лучше кофе выпей, а то остынет.
Папа поглядел на него так, будто только теперь заметил присутствие сына на кухне. Осушил чашку и снова уткнулся в чужую курсовую.
Сборы были недолгими. Хотя по утрам Володе смертельно хотелось спать, дом он покидал всегда быстро. Десять минут на завтрак, три на то, чтобы побросать вещи, обуться и, накинув куртку, выскочить на лестницу.
В лифте воняло дешевым парфюмом. Видно, тут только что побывал кто-то из соседей мужского пола, надушившийся до невозможности. Морщась от убийственного запаха, Володя спустился на первый этаж и выскочил на улицу.
Возле подъезда Петрович возился со своим драндулетом. Сколько Володя себя помнил, Петрович всегда с ним возился среди кучи машин, раньше только отечественных, а потом и иномарок. Они ездили, разбивались, гнили, менялись на новые. Только у Петровича была все та же «копейка», которая навсегда, казалось, встала на прикол у подъезда. И старик вечно холил и лелеял свою «ласточку».
«Копейка» выглядела гладкой, свежей, чистой и ухоженной в любую погоду. В осеннюю слякоть она