Они отошли на границу Леса, на место, где Шенн обычно спал. Несколько упавших деревьев и свисавшие с крон лианы создавали небольшой укромный уголок, совершенно незаметный постороннему глазу. Дозорный жестом предложил сесть на ложе из мягкой пахучей травы, отбивавшей любой запах, и дернул себя за рубаху, показывая, что надо снять верхнюю одежду.
Красноволосая что-то произнесла, но подчинилась, не сводя с Шенна пронзительных синих глаз. Она положила блестящие крюки рядом и сняла странную кожаную куртку с вывернутым наружу мехом, распоротую жуткими когтями. Под ней оказалась рубашка, белая-белая, с синим шнурованным вырезом. Шенн никогда не видел такой. Из чего она сделана? Материал был тонкий и мягкий и совершенно не походил на траву. Рукава рубахи грубо оборваны, и на голой руке юноша увидел рану с сочащейся кровью. Под ложем из трав он нащупал кожаную флягу с водой и, подобравшись ближе, осторожно промыл рану, чутко прислушиваясь к происходящему в Лесу. Рев монстра мог привлечь внимание других дозорных или кого-нибудь еще – надо быть наготове. «Наготове к чему? – думал Шенн, украдкой разглядывая девушку. – Если нас заметят вдвоем, ее убьют сразу, а меня отведут на суд к Хозяину Леса!» В том, что приговор будет единственным и страшным, Шенн не сомневался. Почему же он не убьет ее? Почему вместо того, чтобы проломить красноволосой голову палицей, он залечивает ей рану? Шенн понял почему, еще раз взглянув в глаза девушки. Он может отпустить ее и вывести за пределы Леса, но как он станет жить без этих глаз и чудесных огненных волос? Как она выживет одна, раненая, ведь по Лесу бродят твари и сильнее, и опасней того чудища!
Мазь густым коричневым слоем покрыла рану, а поверх нее Шенн наложил повязку. Юноша закончил работу и отодвинулся на расстояние вытянутой руки. Красноволосая заметила, как он смотрел на нее, и улыбнулась. «Она понимает, что нравится мне», – подумал Шенн. Он приложил ладонь к груди и назвался:
– Шенн, – потом протянул руку к ней. Пальцы едва не коснулись ее груди, довольно заметной под полупрозрачной рубашкой. Левой рукой красноволосая поправила прядь, упавшую на лицо, и назвала себя:
– Далмира.
«Ее зовут Далмира, – подумал Шенн, – какое необычное имя! Такое же красивое, как и она сама! Выходит, старейшины говорят неправду, и люди Снаружи не жестоки и кровожадны, иначе она бы попыталась убить меня!»
– Здесь опасно, тебе надо уходить, – сказал он, – но не бойся, со мной ты в безопасности!
Произнося эти слова, Шенн бахвалился: в действительности он не мог поручиться ни за ее жизнь, ни за свою. И пусть она не поняла ни слова, его уверенная речь должна успокоить девушку.
Он медленно протянул руку к лежащему крюку и вопросительно посмотрел ей в глаза:
– Могу я посмотреть это?
Красноволосая не препятствовала, но что-то произнесла в ответ, и тон ее голоса стал… нет, не угрожающим. Скорее, предупредительным. Шенн понял: она разрешает потрогать оружие,