Часть судьбы выбрать невозможно. Как и самое вкусное из похлебки еще никому не удавалось съесть. Я люблю свой журнал целиком. И то, что видите вы, когда берете его в руки, и то, что знаю только я и мои ребята – мои девочки и мои мальчики, которые создают журнал все эти годы. Я люблю его запах, его каждую страницу, его разные обложки, люблю непридуманные истории его героев, да и придуманные люблю не меньше, люблю слезы гордости их родителей. Люблю бесконечные звонки, встречи, работать до позднего вечера, люблю, когда за окном темно, а у нас рождается что-то новое. Даже те редкие бракованные номера, которые приходится возвращать в типографию, тоже люблю.
Можно меня больше не спрашивать, продаю ли я «Миссию»?
И если вдруг завтра я снова решусь выйти замуж, то пойду туда только вместе со всей своей жизнью. Уж извините.10
Периодически в моей жизни возникают ситуации, когда мечты кончаются, желания пропадают, надежды гаснут, и кажется, что все уже знаешь, все видела, все проходила, и ничего нового нет и не будет. Честно скажу: эти периоды я не люблю и чувствую себя как тоненькая билетерша из песни Галича, которая стоит на дверях в кинотеатре «вся иззябшая, вся простывшая, но не предавшая и не простившая». В такие дни я начинаю сознательно придумывать себе желания и делать то, чего никогда не хотела делать раньше.
Я никогда не читала «Сагу о Форсайтах». Потому что всегда не хотела. Потому что, когда я была совсем крошечной и еще не появилась на свет, моя мама прочитала всего Голсуорси вдоль и поперек. О чем неоднократно мне в течение всего моего детства рассказывала. Этим несчастным прочитанным Голсуорси мне доставалось за пропущенную «музыку» в шестом классе, за ночные разговоры с Павликом Вальцем в восьмом, за двойку на экзамене по химии в десятом, и еще по всяким разным мелочам. Даже когда на третьем курсе университета я сдавала зарубежную литературу Валерию Марковичу Паверману, и мне, естественно, попался Джон Голсуорси, и я получила «отлично», пересказав с маминых слов про равновесие и пропорции в любви, моя устойчивая идиосинкразия к этому роману не уменьшилась.
Короче, на прошлой неделе я его все-таки прочитала. Не отрываясь. С наслаждением. Маленькими глоточками. Обдумывая каждую фразу. Восхищаясь Ирэн. Влюбившись в старого Джолиона. Оправдывая каждый поступок Сомса. И наконец-то поняла, что одиночество и уединение – это абсолютно разные субстанции: в первом заложена грусть, а во втором – ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ. Легко и весело. «Чтобы оценить пудинг, надо его съесть». Спасибо, мама.11
Я очень люблю сумерки. Летние, зимние, предрассветные, вечерние – любые. Не люблю, когда солнце слишком сильное, а небо чересчур тёмное. Люблю полутона в природе, мягкость, плавные линии, дождь и жёлтые листья.
В людях – наоборот. Люди мне нравятся яркие, солнечные, ясные, прозрачные, искренние, открытые, смелые. Только такие могут вести за собой, и только рядом с такими – не страшно.