Лена выручила, сама вложила ему в руку ладонь-лодочку и послала красноречивый взгляд: «Даже так?»
Он остался доволен ее немой репликой и приготовился сделать заказ официанту, который уже кружил вокруг, как хищная птица, завидев легкую добычу.
Ресторан, как это принято говорить, работал до последнего посетителя, единственно, живую музыку оркестра сменил негромкий шелест магнитофонных колонок. Совершенно машинально Радзянский выбрал тот столик, под которым его ноге не давали покоя прикосновения женщины, словно надеялся увидеть Лену на своем недавнем месте. Но она сидела рядом; то, о чем он мечтал всего час назад, удивительным образом сбылось.
На девушке была короткая светлая майка, вырисовывающая ее грудь, легкая плиссированная юбка-«амазонка». Перед входом в ресторан Елена надела сланцы, которые во время недолгой прогулки несла в руках, иногда по колено заходя в воду; накатывавшие волны достигали ее бедер, и девушка поднимала и без того короткую юбку. Радзянский видел Лену и в более откровенном облачении, когда грубо попросил ее погулять, но ее игры с волнами, да и с ним тоже – он же не слепой – были по-настоящему волнующими, он угадывал то, что скрывалось от его взора.
Пришел официант, поставив на стол вино и нарзан, гранаты и гроздья винограда, переваливаясь через край, находились в вазе в середине столика. Гарсон стандартно, но, как показалось Радзянскому, с угодливостью пожелал клиентам хорошего вечера.
Лев пил молдавское «Каберне», которое заказала Лена и которое он не любил, разбавляя вино нарзаном; ответил улыбкой на загадочный взгляд спутницы и проводил ее взглядом: встав на цыпочки, она изящно перегнулась через стойку бара, о чем-то переговорила с барменом, указывая на музыкальный центр. Смолкла музыка, но тут же зазвучала другая, песня молодости Араба – Валерий Ободзинский пел «Эти глаза напротив».
Елена отошла от стойки и поджидала его в центре зала. Радзянскому стало неловко, ему казалось, что вся немногочисленная публика смотрит на него, идущего к девушке скованной походкой.
Сегодня он уже танцевал, только с другой и под другую музыку. Сейчас все разом переменилось: с ним та, которую он хотел видеть рядом; а сама песня швырнула его на много лет назад, поднимая со дна его заскорузлой души давно забытые чувства ностальгии по навсегда утраченному времени.
Ее рука лежала на его плече, другой она касалась его груди. Глаза Лены смотрели в сторону и вниз; и только изредка она поднимала их, чтобы Радзянский мог увидеть, как неповторимо они светятся.
Лена проживала в одноместном номере с окнами на море. То, что он не соседствовал с люксом Руслана, неприлично и, пожалуй, преждевременно обрадовало Радзянского. Или, во всяком случае, обнадежило. Поначалу он не обратил внимания на пытливый взгляд портье, прощаясь с девушкой у двери ее комнаты. Что-то далекое, казалось, безвозвратно потерянное шевельнулось в груди Льва. Что это было – неловкость, нерешительность, смешавшиеся с полной надежд