Над кровавою ямой – Орлова
Рассыпает щебечущий степ.
Над бараками, над колючкой
(Кто там спит – грузин, сибиряк?)
Машет Грушенька белой ручкой,
Семиструнный вздох – «чибиряк,
Чибиряк», и цыганским плечиком
Дрогнет даль.
Неужели все?
Неужели нас, искалеченных,
Даже Бог уже не спасет?
«Ах, как хочется снега – небесного белого семени…»
Ах, как хочется снега – небесного белого семени,
Что течет, прикасаясь едва, по рукам, по лицу,
Ах, шестерка-трамвай, как во сне, добежали и сели мы —
Ты на снег в волосах не смотри, не вези нас к кольцу.
Вот метель задышала, мехи развернула тальянкою,
Спотыкаясь, хмелея и перебирая басы.
Я вернулась домой, и под дверь незажившею ранкою
Пробивается свет, и не надо смотреть на часы,
Потому что я дома. Напишет метель Anno Domini
На стене в переулке Татарском, и в мягкую сеть
Остановку запутает, дверь Гастронома. Ничто меня
Не заставит отсюда убраться – ну, разве что смерть.
Потому что меня обнимают живые и мертвые,
Среди хлопьев слетаясь на зыбкое пламя слезы.
Узнавая по запаху, в ноги мне тычутся мордами
И углы, и ступени, и тумбы – как старые псы.
Фонари созревают в снегу, будто яблоки белые.
Посидим-посидим, черный хлеб посолим-посолим,
И не спрашивай, где я ходила, и что я наделала:
Где бы я ни была – позабуду ль Иерусалим!
Ты несешь мне любовь, словно пайку в блокаду – украдкою,
Как махоркой обсыпанный сахар – растает к утру,
Только сладость останется. Кожа моя Петроградская,
Сторона невозможная, снежная. Здесь и умру.
«Улетает год, язычество торжествует…»
Улетает год, язычество торжествует:
Это ваше время настало, волхвы и маги,
Терпеливо пасущие в небе звезду живую.
Короли, как положено, голы, деревья наги,
Богачи прижимисты, холодно, воздух кислый,
И орел наливается яростью двухголовой,
И куда ни глянешь, везде торжествуют числа —
Это их пора. Еще не родилось Слово.
Год изъеден ходами обманов, пустых видений,
Похвальбы, а сам раздетый сидит, разутый:
То приход, то ломка, то поиски лишних денег,
То любовь по скайпу – та еще камасутра,
То опять стрельба. Обесценены дни, как ласки
Разрешенные, потерявшие вкус и трепет,
Разливается ночь от Токио до Аляски,
И кусты, как мокрые волосы, ветер треплет.
А душа с надеждою носится, как с порезом,
В жажде чуда к числу целебному приникая,
И плывет звезда чешуйчатая над лесом,
Вместе с сердцем вздрагивая плавниками.
«Не я тебя держала за руку…»
Не я тебя держала за руку,
Когда душа из-под