Измученный змееныш провалился в сон, едва коснувшись головой земли, рядом с лекарем, которому помогал и еще двумя воинами из своего отряда. Бессмертным тоже положен отдых.
Посреди ночи хрипло раскашлялся лекарь, кровь пошла горлом. Двое воинов очнулись от беспокойного сна.
– Что, хреново?
Лекарь не ответил, привалился лбом к дереву, кровь заструилась по коре. Старый рыжеволосый воин, смочил в котле с водой тряпку, подал лекарю, но тот оттолкнул его руку.
– Надоело, – прошипел он. – Дьяволы меня заберите, как же надоело!
– Не тебе одному, – подал голос воин со шрамом через все лицо, одного возраста с рыжим. – Вот смотрю наверх и молюсь об одном: чтоб убили завтра. Не убьют – меч сломаю, сделаю вид, что так и было.
Рыжеволосый хрипло расхохотался:
– Да не сломаешь! Не в первый раз уже это слышу… Если вот…
…Чуть поодаль, на краю плато клубятся облака, грязно-серые на фоне черного неба.
– Нет, – шрамолицый сглотнул и отвернулся. – Ни за что. Та же смерть, тот же каменный холод. Не убьют меня завтра, не убьют… Дьяволы небесные, чего бы я ни отдал, чтобы вернуть день Посвящения! Зубами бы этот лабиринт грыз, но прошел бы. А теперь не жизнь, после того, как знаешь все…
Лекарь поднялся на неверных ногах, взглянул в небо.
– Мне все одно, – голос его был слаб, слова бессвязны. – Мне все равно умирать, и я больше не желаю гадать, заберет меня болезнь или бессмертие. Хватит!
– А я уже слишком стар, – проговорил медленно рыжеволосый, избегая взгляда товарищей. – Хватит, пожил уж. Не хочется доживать век на Заокраинах.
– Что скажут про нас тогда? – шрамолицый поднял с земли меч в ножнах и взвесил его на руках. – Это трусость.
– Мне все равно, – повторил лекарь. – Все равно сейчас, и уж тем более станет потом.
– Итак, решено? – рыжий встал, сжимая ладонь на рукояти меча.
– Решено.
– Решено.
Два голоса эхом оттолкнулись друг от друга. Никто из них не произнес прямо то, что созревало во всех троих в течение многих ночей. И сейчас, на закате войны, решение пришло само собой.
Через некоторое время лагерь погрузился в тишину.
– Ненавижу их! Трусы! Презренные трусы!
Звонкий голос мальчишки дрожал от негодования и тщательно скрываемого страха, у ноздрей завивались едва заметные зеленоватые струйки яда.
– Клятвопреступники!..
– Что ж, Арэнк, – брат сжал его плечи. – Пусть это послужит тебе уроком на будущее, – и