– Ладно, я пойду танцевать, а вы тут воркуйте, – выпалила Лизка.
Мне показалось, что она чем-то недовольна. Уж слишком нервной и неестественной была ее улыбка, слишком быстро растворилась она в толпе.
– Что с ней?
– Да ну ее, – небрежно махнул рукой Данила, – Лизка с детства нервной была. У нее настроение каждые пять минут меняется.
– Да? Странно, я не заметила. Она мне показалась такой спокойной. Целеустремленной. Не то что я.
– Ничего, ты ее еще узнаешь, – криво усмехнулся Лизкин брат. – Слушай, тебе не жарко?
– Душно, – призналась я.
– Может, пойдем на улице постоим?
– А нас обратно пустят? – Я с сомнением покосилась в сторону выхода. У дверей клуба успела собраться внушительная толпа.
– Не волнуйся, с тобой настоящий мужчина. – Данила приобнял меня за плечи и увлек за собой.
…Та ночь была жаркой и влажной – создавалось впечатление, что мы находимся не в каменной нише оживленного города, а на морском берегу. Даже у теплого сквозняка был почему-то тонкий запах моря. А может быть, все дело в туалетной воде, которой пользовался Данила.
– Ты мне телефончик-то свой оставишь? – с нарочитой небрежностью поинтересовался он.
Я нацарапала семь цифр на старом троллейбусном билетике, который нашелся в кармане моих джинсов.
– Прелесть какая, – умилился Даня, – супермодель, которая ездит на общественном транспорте.
Я неуверенно улыбнулась. В свои четырнадцать лет я еще не успела постичь непростое искусство кокетства. Я понимала, что он говорит не всерьез, но не могла придумать достойный ответ. Хорошо еще, что мою улыбку называют необычной и загадочной. Лена Штиль так и сказала мне: «У тебя, Настенька, пронзительная улыбка. С такой мимикой далеко пойти можно!»
– Ты мне нравишься. – Рука Данилы вспорхнула к моим волосам. Его ладонь была сухой и горячей – по моей коже пробежала волна мурашек. – Даже не знаю, что с тобой делать. Ты ведь маленькая еще.
– Не такая уж и маленькая, – осмелела я, шагнув вперед, – всего на год младше твоей сестры.
– Моей сестры… – насмешливо повторил Данила, – да, выглядишь ты взрослой… Достаточно взрослой для поцелуя.
…Вопреки предсказаниям Данилы Лизкино настроение не улучшилось – она была немногословна и мрачна. Вообще-то я ее понимала – ведь мы бросили ее в клубе одну. Но любовь эгоистична, особенно если речь идет о первой любви. В душный клуб возвращаться не хотелось, и мы с Данилой гуляли по тихим переулочкам и камерным дворикам московского центра, пока не начало светать. Только все вокруг окрасилось в бледно-синие тона, я вдруг спохватилась:
– Лизка! Она же там одна осталась, наверное, волнуется!
И зажала ладошкой распухший от поцелуев рот.
– Ничего страшного, она поймет, – усмехнулся Данила, – не думаю, что ей скучно. Тем более что мой кошелек остался у нее.
Но подруга не пожелала проявить понимание. Она отозвала Данилу в сторону и долго беседовала с ним на повышенных тонах. А я стояла в сторонке,