Посол сказал, что сообщенная из Лондона формулировка для него нова, хотя она вполне логична. Варшава стоит на твердой позиции – не входить ни в какие соглашения с одним из своих сильных соседей против другого, то есть ни с Германией против СССР, ни с СССР против Германии, иначе приходилось бы, в зависимости от обстоятельств, просить поддержки то у СССР, то у Германии. Польская политика тогда подверглась бы постоянным колебаниям, например, в сентябре, когда советские войска выдвигались к польской границе и над Польшей летало около 190 аэропланов. Польша все же не просила поддержки у Германии. Хотя Польша выступала тогда против Чехословакии для отобрания ранее принадлежащей ей земли, но она своих действий не согласовывала с Германией. Вообще Польша очень благодарна Чемберлену за его выступление, но она не будет полагаться на внешнюю помощь и вообще в защитниках не нуждается. Гарантии других держав вообще дело весьма деликатное, а тем более гарантии соседей. Если Польша хочет избежать такого положения, то это не должно ставиться ей в пассив.
Подумав, Гжибовский вновь просил избавить его от передачи советского запроса или разрешить ему передать в Варшаву только этот разговор. Нарком напомнил послу, что он только что сам выражал сомнение по поводу английской версии, стало быть он должен запросить Варшаву, верна ли эта версия. Ему остается лишь добавить, что запрос им делается по инициативе Советского правительства. Гжибовский с этим согласился.
По существу замечаний посла нарком ничего не стал говорить до получения ответа из Варшавы, тем более, что посол развивал свои пожелания от своего личного имени, а не по поручения правительства. В порядке теоретической дискуссии, однако, нарком сказал, что аргументация посла не безупречна. Может быть, если говоря абстрактно, вне пространства и времени, положение о неудобствах соглашения с одним сильным соседом против другого верно. Если, однако, рассуждать политически и конкретно, то положение верно лишь тогда, когда оба соседа одинаково миролюбивы или одинаково агрессивны. Когда же нет сомнений в агрессивности одного соседа и в миролюбии другого, действуют другие положения. Агрессивность Германии, вызывавшая до сих пор сомнения у деятелей типа Чемберлена, ошибочно полагавших, что Гитлер озабочен лишь восстановлением нарушенной в Версале «справедливости», и объединением немецкой расы, теперь общепризнанна. Речь ведь до сих пор не шла о соглашении только с соседом, а о международных акциях. Теория о недопустимости блоков или так называемого окружения Германии, уже состоятельна после того, как возник блок агрессивных стран: Германии, Италии, Японии, Испании и Венгрии, куда втянута уже Чехословакия и другие страны. Если же объединенные действия необходимы, то смешно говорить об устранении «соседей», которые могут оказать существенную помощь. Разве англо-французский блок не основан на соседстве? Наконец, объяснение, данное послом не совсем совпадает с формулировкой,