А потом я набрал, как мне показалось, материал на кандидатскую диссертацию, и поехал в Питер в Академию, сдаваться.
Но тему мою не поддержали. Предложили мне поступать в адъюнктуру, куда я и поступил, потом защитил диссертацию, стал сначала преподавателем, а с 1985 года – старшим преподавателем, с 1992 года – начальник кафедры нейрохирургии, главный нейрохирург Министерства обороны, с 1 декабря 2000 года начальник Академии. Вот и вся история.
– Не тянет вас в Алма-Ату?
– Сейчас уже не тянет. Когда я приехал сюда, в первые годы тянуло страшно. Там была еще жива моя мама, была жива теща, и детей с женой я туда отправлял на летний отпуск, и сам рвался туда.
Там многое сейчас изменилось, я там был последний раз лет семь назад в командировке. Раньше это был город казачьих станиц и казачьих крепостей. Он стоял на шелковом пути, а потом это стал абсолютно казахский город, и потом… все эти всплески национализма. Трудно это все. Оттуда очень многие уехали – и корейцы, и немцы, и украинцы, и русские. Остался тот, у кого перспектив никаких нет. Хотя за последние годы ситуация несколько смягчилась, и нет такого жесткого прессинга, что в самом начале перестройки.
Мы же жили там, учились, работали. Мой отец в довоенные годы был инженером путей сообщения, проводил изыскания, строил и сдавал в эксплуатацию северную ветвь Турксиба – Петропавловск, Кокчетав, и все до Семипалатинска. Раньше была такая мода, что один и тот же инженер проводил изыскания, проектировал, строил и сдавал в эксплуатацию. У меня всегда была гордость за отца. Тогда же, как правило, когда сдавалась магистраль, инженер, который все это обеспечивал, стоял под пролетом моста, по которому шел нагрузочный поезд. Это была традиция. Не было измерительных приборов и всего прочего. Так что это был наглядный пример абсолютной надежности. И предмет гордости. Гордились своим делом. Делом всей жизни. И страной гордились.
– Как вы пережили девяностые годы?
– Сложно. Я никого не осуждаю, но нельзя говорить врачам: зарабатывайте, ребята, как хотите. Они и начинают зарабатывать. С больных дерут. Это потом искореняется не за один день. Это на десятилетия. Вычищать. Но надо вычищать – тут уж ничего не поделаешь. Чистим.
– Я слышал про вас, что вы деспот.
– А для таких и деспот. Они все сразу и ушли. Многие в Москве теперь живут. Я считаю, что удалось переломить ситуацию. Удалось создать команду единомышленников, каждый из них абсолютно надежен и по профессиональным, и по человеческим качествам. И меня это устраивает. Конечно, девяностые годы не скоро забудутся. Колоссальный они оставили негативный след. Нельзя торговать здоровьем больных. Просто нельзя. Нам потребовалось пять лет на создание команды, и она сумела переломить ситуацию. Сделать все это один человек просто не мог, но команда сделала. Работаем не без недостатков, конечно, но ценится прежде всего человеческая порядочность. А талантов в Академии хватает. Таланты, которые по-человечески непорядочны, – это же не таланты. Так что в основном сотрудники меня уважают. Но некоторые и боятся. Боятся