– Танвар!
– Ага. А ты думал, придется пешком топать?
– Но я не умею. Я никогда не ездил на скакунах!
– Ничего, научишься. Жить захочешь – и на ледяной змее поедешь.
Северянин подошел к стражникам, те без лишних разговоров, передали ему поводья и заторопились к воротам. Танвар проводил их недобрым взглядом, и подождал пока стражник закроют за собой дверцу. Лишь после этого повернулся к Фараху.
– Что смотришь? Вот тебе поводья. Забирайся в седло.
Фарах со страхом смотрел на скакуна. Он казался подмастерью огромным и злым. И дышал странно – тяжело, со всхлипом, словно злился. Правда, глаза у коня – большие и карие, были добрыми.
– Это стремя, – пояснял Танвар. – Новая придумка. Наша, северная! Ставь сюда ногу, закидывай вторую на коня…
Получилось только с третьей попытки. Фарах взгромоздился на спину скакуна и скорчился в седле, вцепившись обеими руками в длинную гриву. Скакун возмущенно фыркнул.
– Так и сиди. – Посоветовал Танвар, птицей взлетая в седло. – Смотри, только не свались. Дай сюда.
Он забрал поводья у побледневшего Фараха, намотал на кулак. Потом тронулся с места, ведя за собой коня подмастерья.
Всходило солнце. Первые лучи перекинулись через верхушки холмов и потекли в низину – к Башмину, раскрашивая крыши домов в яркие цвета. Город просыпался. Где-то с треском распахнулась дверь, послышался плач проснувшегося младенца. У ворот что-то с грохотом упало, раздались проклятья стражи… Начинался новый день.
Фарах, судорожно цеплявшийся за гриву скакуна, подумал, что он видит это все в последний раз. Ему показалось, что все это – странный сон, и он больше никогда не повторится. Подмастерье выпрямился в седле, вдохнул терпкие запахи города, стараясь запомнить их навсегда, и подставил лицо солнечным лучам.
Начинался долгий путь на север.
10
Начало путешествия обернулись для Фараха сущей мукой. За первый же день неторопливой езды он сильно стер зад и внутреннюю сторону бедер. К тому же, от непрерывной тряски и неудобной позы, все тело страшно ломило. Мышцы на ногах затвердели и стали как каменные, икры сводило судорогами, спина болела. При попытке устроиться в седле поудобнее, Фарах чуть не вывалился из него. После поездки он чувствовал себя так, словно его избили палками.
Танвар страшно ругался. Кричал, что они ползут как жуки, и что быстрее было бы идти пешком. Когда Фарах согласился с тем, что, мол, да – пешком удобнее, северянин разозлился еще больше.
Вечером, на привале, он осмотрел «травмы» подмастерья и смазал их жутко вонючей мазью. Фараху стало легче, и он уснул. Ночь прошла спокойно, но утром пытка началась заново. При одном только взгляде на седло подмастерье