В этом году папа не мог принять ее у себя в доме, где много лет жил с другой семьей, потому что на все лето уезжал на Урал в командировку. По – этому он купил дочери две путевки в студенческий лагерь.
****
Поезд Симферополь – Львов отправлялся с Херсонского вокзала в 9 – 30 вечера. В 8 часов со всеми вещами – новой небольшой дорожной сумкой и видавшим виды рюкзаком моего брата за плечами – я была уже у Иннки в квартире. Договорились встретиться у нее – она жила в трех кварталах от вокзала.
– Кофе будешь? – вместо приветствия спросила Иннка.
– Ну давай, только недолго, времени – в обрез, – ставя вещи в угол прихожей, ответила я.
– Пошли на кухню, какой обрез? Еще целых полтора часа.
И вообще, не волнуйся ты так, не в Америку – же летишь, все будет нормально. Тебе кофе с сахаром?
Я кивнула. Она положила в чашку с кофе две ложки сахара, затем достала из холодильника открытую бутылку армянского коньяка и уже не консультируясь со мной, влила в мою чашку добрые полрюмки. А затем молча подала ее мне.
Ту – же процедуру проделала со своим кофе.
– Ну давай, за начало каникул! – Иннка поднесла свою чашку к моей, мы чокнулись. Я уселась поудобней на мое место у нее на кухне – между плитой и подоконником – мы с удовольствием потягивали кофе и молчали.
Я любила эти наши с ней посиделки на Иннкиной кухне и квартиру я ее любила. У нее было хорошо и уютно, она всегда была очень гостеприимна. Да и вообще мне казалось, что квартира ее меняла, сбивала с нее спесь, что ли. Иннка становилась более натуральной и естественной у себя дома и с ней было гораздо проще общаться. И еще – у нее в холодильнике всегда было что – нибудь вкусненькое, например, этот коньяк. Как они с мамой умудрялись так шиковать, для меня было загадкой, Иннка – студентка, а мама – рядовой советский инженер…
– Ну давай, рассказывай – что там с Полуэктовым? – немного охмелев, спросила Иннка.
– Да нет ничего с Полуэктовым, что вообще может быть с Полуэктовым? – ответила я и посмотрела во двор через окно ее кухни, лишь бы не встречаться с ней взглядом.
– Ну ты только сказки мне не рассказывай, я же тебе не Наташа Михайлова. Я давно вижу, что как – то все изменилось у тебя к нему, только вот не пойму никак – что. Ты какая – то счастливая все время ходишь, как будто знаешь о чем – то. Или в самом деле – знаешь? – вдруг Иннку озарила догадка и глаза у нее сузились.
– Знаешь, да? Ну расскажи мне, – попросила она.
– Не могу, – коротко ответила я.
Иннка сразу изменилась, глаза стали колючими и чужими, она молча подошла к окну, открыла его и зажгла сигарету. Она курила иногда, но редко – когда ей было очень хорошо или когда ее что – то бесило.
Я не хотела омрачать наш отъезд и по – этому в сотый раз ей начала объяснять, что не могу, не должна, не имею права никому ничего рассказывать о моих видениях. Я поняла это давно, еще