– Давай «окультивируем» этого ублюдка.
Мне очень трудно было отказаться от этого поистине в высшей степени суперзаманчивого предложения.
– Алекс, дружище, без сомнения, твоя крайне неординарная идея заслуживала бы самого пристального рассмотрения, но в несколько другом свете и времени. Мне бы хотелось, чтобы мы оказались на фронте, а не в исправительном лагере.
Алекс с сожалением почесал затылок:
– Так что теперь, терпеть нападки этого ублюдка?
– За меня не беспокойся, брат, потерплю, не так уж долго осталось.
– Ладно, Яр, держись, все будет пучком.
Мы обнялись.
Линда писала мне сообщения каждый день. Голографоном нам пользоваться было запрещено. Запрещала военная цензура: а вдруг гражданское лицо увидит что-нибудь такое, что составляет военную тайну. Без сообщений от моей любимой жизнь моя была бы совсем кислой. Каждый день ждал момента, чтобы окунуться в ее сообщение. Она мне писала обо всем: как учится, какой фильм смотрела, куда ездила, что ела, как соскучилась и как меня любит. Ее нежный голос обволакивал, как теплая шаль в холодную погоду, заставляя забыть, кроме нее, все на свете. Правда, Вараускас не давал мне особо расслабиться, постоянно напоминая, что он есть на белом свете.
Глава 13
Как-то в один из далеко не самых прекрасных вечеров я только помылся, нагнувшись очень аккуратно, как велит строгий армейский порядок, складывал свою форму на табурете. Внезапно ощутил очень болезненный удар по почкам. Возможно, если бы не было так неожиданно больно, я бы, наверное, сдержался. А возможно, просто сработали старые инстинкты. Резко, с разворота я зарядил тому, кто стоял сзади и ударил меня, даже не раздумывая, кто это был. А был это обер-фельдфебель Вараускас лично. Видимо, он тоже не ожидал такого поворота событий. Попал я Вараускасу прямо в челюсть, придавая ему приличное ускорение, отчего он отлетел на несколько метров по проходу, по дороге собирая своим бренным телом стоящие на его пути табуретки. Смотрелось это зрелищно, как в крутом боевике… Кроме нас, в кубрике был только один из немцев – Клаус, который с неподдельным интересом наблюдал за происходящим.
– Ай-ай-ай-ай, наверное, будет синяк, – резюмировал Клаус.
– Это трибунал! – срываясь на фальцет, заорал Вараускас,