Отец одобрял мое, по жребию взятое решение, и вместе с матерью они уже не просто сочувствовали, а восхищались Апостолами и их делами. Но теперь они явно боялись за меня, хотя и ясно было, что не-иудеев Синедрион и пальцем не посмеет тронуть, тем более граждан Рима. Но родители боялись волнений в городе и фанатизма иудейских толп, которые иудейская верхушка умела возбуждать и направлять их неистовство. Они по-прежнему недолюбливали иудеев и для них появление иудеских Апостолов было поэтому ещё большим чудом. Я за этот месяц узнал иудеев лучше, чем за все предыдущие годы, и полагал что бояться нечего. Но убедить в этом родителей мне не удалось, и я обещал вести себя осторожнее, избегать возбужденных толп, если они появятся в Иерусалиме, и даже не заходить в общий двор иудейского храма, открытый и для "язычников", или "гоимов, гоев", как называли не-иудеев среди самого избранного народа.
Как же скоро я нарушил свое обещание и как дорого мне это обошлось!
Апостолы между тем продолжали вести себя так, как будто их все эти слухи не касались. Община каждый день увеличивалась на несколько человек, иногда и более десяти. В нее вступило много эллинов, в том числе женщин, и другие жившие в Иерусалиме и городах побережья не-иудеи. Иудеи же, которые были в большинстве, по-прежнему ходили в положенные дни и часы также и в свой храм, и Апостолы также. В последний вторник июня я был с утра в доме Иосифа-книжника. В тот день Пётр и Иоанн, – так многие теперь называли по гречески Симона-Кифу и Иохананна, – собрали с десяток человек в одной из нижних комнат дома, и речь пошла о том, что давно уже, ещё до всех событий последнего времени, интресовало меня: о небесных знамениях, о чтении небесных констелляций светил, планет и звезд. Пётр был уже признанным главою нашей общины, а Иоанн, как говорили, с самого начала был любимым учеником Иисуса, а до