Но нормальные, так сказать, среднестатистические разумные люди в таком месте не уживутся, это Стеша отчетливо понимала, поскольку относила и себя саму к таким вот среднестатистическим умницам. Они тут просто не выживут. Либо погибнут, либо сбегут в места поприятнее и поспокойнее, но жить тут точно не станут. Она бы точно не стала.
– Разбойники и святые, – бормотала тетя себе под нос. – Как на кресте, так и в жизни.
Она кивнула племяннице, и Стеша нажала на кнопку звонка. Поскорей бы закончить с этим делом и убраться подальше.
Открывшая им дверь женщина вряд ли могла относиться к святым. И Стеша по ею же собственноручно изобретенной систематике тут же отнесла молодую женщину в разряд подозрительных особ, с которыми нужно держать ухо востро, а то лучше оба уха.
Раскрашена эта особа была ярко и, прямо сказать, празднично. От угла ее глаза куда-то в зависочную область уходили длинные нарисованные черным карандашом стрелки. На голове у этой дамы был напялен черный парик с густыми и прямыми черными волосами, прикрытыми сверху блестящим серебристым обручем с коброй. Кажется, в Древнем Египте его называли урей и носили исключительно фараоны. На обнаженных руках красотки чуть повыше локтя красовались браслеты. Тело прикрывала белая туника. И общий облик девушки должен был напоминать древнюю египтянку. Вот только ни на одной из фресок что-то не было изображено прекрасных дев весом этак под шесть пудиков.
– Чем обязаны? – выставив из-под туники пухлую ногу, весело поинтересовалась эта дама.
Определить точно ее возраст не представлялось возможным из-за толстого слоя косметики, покрывавшего лицо. Но, судя по желтым пяткам, свешивавшимся с сандалий, вряд ли она могла вдруг оказаться молоденькой девочкой. Да и голос – низкий и прокуренный – как-то мало напоминал голос юной особы.
– Мы по поводу Геннадия Евстишенкова.
Женщина смерила их внимательным взглядом и отрапортовала:
– А Гены нет дома.
– Мы знаем. Мы только что из полиции.
– И чего? – заинтересовалась раскрашенная египтянка. – Снова его замели? Это уже который же, спрашивается, раз?
И, оглянувшись на проходящую по коридору женщину с тазом мокрого белья, она воскликнула:
– Слышь, Любка, а Гену нашего, похоже, снова забрали!
Та была рада поговорить. Подперев таз к стене своим крутым боком, она воскликнула:
– Обалдеть!